Василий Верещагин // Жизнь замечательных людей. Художники : Анекдоты, курьезы, истории / [Авт.-сост. А.В. Лазарев ; Под ред. Н.З. Соломко]. – М. : АСТ : Астрель, 1999

Верещагин Василий Васильевич (1842–1904) – русский живописец-баталист. Родился в Череповце. Происходил из древнего дворянского рода. Отец – военный. Закончил морской кадетский корпус, учился живописи в Петербурге и Париже. Много путешествовал и по Европе, и по Азии (Индия, Сирия, Палестина, Филиппины). Выл в США. Долго жил и работал во Франции. Принимал участие в боевых действиях в Средней Азии во время русско-турецкой и русско-японской войн. Погиб на броненосце «Петропавловск». Своей живописью пытался «бить войну». Самые знаменитые картины: «Апофеоз войны», триптих «На Шипке всё спокойно]», «Ворота Тамерлана», «После атаки», «Мавзолей Тадж-Махал в Агре», серии «Индийская», «Палестинская», «Туркестанская», «1812».

ОБИЖАЕШЬ!

Проживая в Москве, Верещагин по старой дворянской привычке отоваривался в Охотном ряду, в самых дорогих лавках. Причем чаще всего – у самого Лобачева, «придворного поставщика». Однажды художник все же заметил, что его обсчитывают, спрашивают уж больно большие деньги.

– Эдак, хозяин, вы вскорости и миллион наживете! – заметил он Лобачеву.

Лавочник самодовольно улыбнулся, а приказчик, стоявший рядом, нагнулся к художнику и доверительно сообщил:

– От Нового года уже второй пошел!

НЕ ПОТЕРЯТЬ ЛИЦА

Зимой Верещагин носил большую шубу с бобровым воротником и шапкой. Вдобавок у него была длинная окладистая борода, и на первый взгляд он весьма походил на священника, хотя в церковь не ходил и считал себя атеистом.

Однажды зимой к нему на улице подошла подслеповатая старушка, молитвенно сложила руки и попросила смиренно:

– Благослови, батюшка.

Верещагин, чтобы услужить, просьбу сию выполнил и благословил ее по всем правилам. Старушка, поцеловав ему руку, пошла своей дорогой, очень довольная, что удостоилась благословения какого-то важного духовного лица.

А Верещагин остался довольным, что рядом не было никого из знакомых.

МОЙ ДОМ – МОЯ КРЕПОСТЬ!

Верещагин всегда жил очень замкнуто – и в Париже, и в Мюнхене, и в Москве. Но если в Европе такую нелюдимость списывали на угрюмый русский характер, то в Москве для многих оставалось непонятным – отчего художник так всех сторонится? Но Верещагин писал целыми сутками напролет, а все свободное время посвящал семье. Причем, даже мало кому из друзей дозволялось посмотреть на его новые работы – чтобы не отвлекать художника от дела.

– Разрешите мне к вам приехать, – спросил однажды великий князь Владимир Александрович, президент Академии художеств, – хочу посмотреть ваши новые картины.

– Нет, извините, – твердо ответил художник.

– А я все же приеду! – продолжал настаивать не привыкший к отказам князь.

– Приехать-то вы, может быть, и приедете, – сухо отозвался Верещагин, – а только ко мне все равно не попадете. У меня, Ваше Высочество, собаки злые.

НАДОЕЛИ КОРОЛИ

В пору европейской славы Верещагина от него не могли добиться знака внимания даже коронованные особы. Однажды ни с того ни с сего – только в признание его мастерства – ему прислал свой портрет регент Баварии Леопольд. Верещагину при получении на таможне заявили, что за раму – тяжелую, серебряную с позолотой – необходимо платить большую пошлину.

– Мне этот портрет вообще не нужен, – заявил художник спокойно.

– И что прикажете с ним делать?

– Пошлите обратно! – небрежно сказал Верещагин.

– Это же оскорбление его величества, – пролепетал таможенник.

– Ну, тогда делайте с ним, что хотите! – бросил художник.

Через месяц портрет был привезен к нему в дом – без всяких пошлин.

ГДЕ ВЗЯТЬ СИМВОЛ?

В русско-турецкой войне Верещагин сражался под началом генерала Скобелева, точнее – генерала Струкова, возглавлявшего авангард армии Скобелева. Блестящим кавалерийским набегом Струков захватил Адрианополь. Накануне занятия города генерал потребовал от делегации жителей, чтобы ему поднесли ключи от города – для посылки командующему.

– У нас нет никаких ключей, – удивились делегаты.

– Чтобы назавтра были! – приказал генерал. И на следующее утро, когда войска входили в Адрианополь, Струкову на подносе были преподнесены ключи – сразу три, на всякий случай. Генерал был в некотором затруднении.

– А дайте мне один, на память, – попросил Верещагин.

Ему с радостью дали ключ. Он подождал, пока генерал отъедет, и спросил у делегатов-адрианопольцев:

– Где вы их взяли?

– На базаре купили, – ответили те простодушно.

ПРОВАЛИЛ САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ЭКЗАМЕН

Дочерям Верещагина няня на Пасху подарила куклы, которые она сама очень умело соорудила из тряпок. Девочки, Аня и.Лида, отправились к матери:

– Разрисуй наших куколок!

Одолжив у мужа краски и кисть, мать с грехом пополам сумела разрисовать лицо одной куклы, но на вторую ее не хватило.

– Попросите у папы, – посоветовала она.

Девочки пришли к Верещагину. Он с охотой согласился. Через несколько минут кукла смотрела совсем живыми глазами и приятно улыбалась.

– А почему половина личика грязная? – : спросила с удивлением Аня.

– Это не грязь! – объяснил Василий Васильевич. – Это тень. Видишь, у Лидочки одна половина лица тоже темнее другой. Надо только смотреть издали.

– Как же я буду смотреть на нее издали, если она еще маленькая и я должна ее носить на руках! – возмутилась девочка.

И обе дочки вернулись к матери.

– Папа не умеет рисовать, – заявили они. – Сделай ты!

МЫ ПО-ДОМАШНЕМУ

Лето 1897 года Верещагин с семьей провел в Крыму, в домике у Георгиевского монастыря на мысе Фиолент, столь любимом живописцами, начиная с Айвазовского.

Все Верещагины прекрасно ладили и с местными жителями, и с монахами. Однажды дочери позвали Василия Васильевича к окну – в море показалась целая флотилия, шесть миноносцев. На берегу столпились все, кто в это время находился неподалеку от мыса.

Верещагин взял подзорную трубу: корабли приближались. Вот со всех были спущены на воду лодки, и в них погрузились восемь офицеров. В Георгиевском монастыре ударили в набатный колокол.

Причалив к берегу, офицеры по приглашению монахов проследовали к настоятелю монастыря. Возглавлял их группу какой-то важный адмирал. За ними следовала толпа мальчишек и любопытных женщин.

– Не могли бы вы указать дорогу к художнику Верещагину? – спросил адмирал.

Выяснилось, что адмирал, по фамилии Сидес-нер, был однокашником художника по морскому корпусу. Он вывел свои миноносцы на учения и заодно вздумал нанести визит своему знаменитому товарищу.

СОВЕТ

Когда Верещагин рисовал свою знаменитую серию «1812», он очень тщательно изучал все предметы, которые изображал, по рисункам или в натуре. Довольно долго он провозился с Наполеоном – в сцене вступления французов в Москву. В результате написал французского императора не в традиционной треуголке и легком сюртуке, а в длинной шубе и меховой шапке-ушанке. Ведь во время взятия Москвы была морозная зима. Однако великий князь Владимир Александрович, президент Академии, не оценил такого нововведения.

– Какой дурацкий наряд! – заметил он. Узнав про это, Верещагин переслал ему копию с зарисовки генерала Лежена, спутника Наполеона, где император был именно в таком наряде. К рисунку прилагалась записка от художника: «Впредь, коли чего не знаете, так уверенно не рассуждайте!»

ПАЦИФИСТ И МИЛИТАРИСТ

В 1882 году была устроена выставка картин Верещагина в Берлинском обществе художников. На выставку явился генерал-фельдмаршал Хельмут Мольтке, глава прусского генерального штаба. Он с удовольствием рассматривал картину «Шипка», где был изображен генерал Скобелев на коне перед своими победоносными войсками в момент произнесения слов: «От имени родины спасибо!» Но образ императора Александра Ц в битве под Плевной старику-генералу не понравился: император наблюдал из отдаления за гибелью своих войск.

Затем Мольтке подошел к картине «Апофеоз войны», на которой изображена гора черепов. Верещагин, сопровождавший генерала, сказал:

– Русская надпись внизу значит: «Посвящается всем завоевателям – прошедшим, настоящим и будущим!»

Старичок смутился и застыл. А Верещагин все повторял:

– Завоевателям прошедшим... настоящим... и будущим!»

В результате всем прусским военным было категорически запрещено посещать эту «антивоенную» выставку.

– А то еще подумают, что и наш император сиживал так же, как русский под Плевной, – объяснил свое решение Мольтке.

А КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ!

Однажды в 1900 году Верещагин ехал в одном поезде с молодым художником Нестеровым. Верещагин его не узнал, а Нестеров представиться не осмелился и только искоса поглядывал, что там делает мэтр. Кроме них в купе было еще два пассажира, оба военные – ротмистр и юный прапорщик. Военные громко болтали, пили вино и жгли свечу «для романтики». Потом они вышли покурить.

Нестеров заметил, что Верещагину не по себе – он все ерзал, оглядывался по сторонам и поглядывал на свечу. А потом встал и задул ее. Ротмистр вернулся, удивился, снова зажег свечу, и они с прапорщиком продолжили свое празднество. Потом история повторилась. На этот раз ротмистр, обнаружив свою свечку погашенной, стал нахмуренно озираться.

Нестерова он ни в чем не смог заподозрить, а вот на Верещагина стал смотреть с вызовом. Тут художник чуть развернулся, и из-под пиджака выглянул орден – офицерский Георгий. Верещагин его получил за оборону Самарканда в 1869 году. После, выходя покурить, офицеры с почтительными лицами сами тушили свечу и зажигали ее вновь, возвращаясь в купе.

ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ

Однажды, будучи в Париже, Верещагин посетил известного французского художника-баталиста Мейсоннье, написавшего картину «Наполеон в 1814 году». Мейсоннье чрезвычайно гордился тем, что на картине с поразительной точностью и верностью до мельчайших подробностей выписаны детали военного пейзажа: брошенные пушки, грязная, разъезженная дорога...

– А знаете, как я этого достиг? – хвастливо спросил Мейсоннье.

– Как?

– А вот как! – Мейсоннье выпихнул ногой из-под стола платформу в полтора квадратных метра, на которой стояла маленькая игрушечная пушечка. – Здесь есть все, что мне было нужно – снег, грязь, колеи: намесил глины, повозил по ней взад-вперед эту пушечку, потом подковой намял следы лошадиных ног, посыпал все мукой, будто снегом, подсыпал соли.

– А соли зачем?

– Чтоб снег блестел. Вот таким образом я сумел создать подобие настоящей, разбитой вой ной, дороги. А потом только глядел на макет да писал. А как вы решаете такие проблемы, месье Верещагин?

– У меня нет таких проблем, месье Мейсоннье, – улыбнулся Верещагин. - – Потому что у нас в России и в мирное время достаточно выехать на любую дорогу – и она окажется изрытой и непроезжей, как после битвы.

УШЕЛ ОТ СУЕТЫ

Будучи в Палестине, Верещагин узнал, что в Синайской пустыне живет некий русский отшельник, великий постник, который не ест по месяцу и больше и все время молится о спасении. Верещагин отправился его навестить и уговорил пустынника попозировать ему для картины. Старик спросил:

– Вот напишешь ты мой портрет, и что делать с ним будешь?

– Отвезу в Петербург, поставлю на выставке, чтоб все узнали, что есть такой святой человек, который бросил мир, ушел от суеты, живет в Синае и молится.

– И что, много народу увидят меня?

– Да почти весь Петербург!

– Скажи на милость. А что, может, и сам царь меня увидит?

– Пожалуй, что увидит.

– Может, и медаль мне дадут? – размечтался отшельник.

«ТВОРЧЕСКИЙ ПОРЫВ»

Как-то раз Верещагин после долгих уговоров согласился позировать для портрета скульптору Гинцбургу. Надо сказать, позировать, сохраняя одну и ту же позу по нескольку часов кряду, совсем не просто и довольно утомительно. Чтобы дело шло споро, Верещагин мужественно простоял в заданной позе целый день, не сделав даже перерыва на обед. Пришлось работать без обеда и скульптору. На следующий день Гинцбург, человек способный, но ленивый и не привыкший работать так много, осторожно сказал:

– Василий Васильевич, вы, наверное, устали. Не отдохнуть ли вам?

– Не надо, – отвечал Верещагин. – Я потерплю!

Через два часа Гинцбург спросил уныло:

– А может, чайку попьем, Василий Васильевич?

– Работайте, работайте! У вас хорошо все идет – я постою еще.

Пришлось Гинцбургу продолжать. К вечеру скульптор, с непривычки едва державшийся на ногах и уже сто раз проклявший тот миг, когда ему в голову пришло взяться за портрет знаменитого художника Верещагина, льстиво заметил:

– Вы прекрасно позируете, Василий Васильевич, очень хорошо стоите. Но, мне кажется, я вас совсем замучил. Давайте завтра сделаем перерыв.

– Ни в коем случае! – решительно ответил художник. – Я вижу, что у вас творческий порыв. Так что не обращайте на меня внимания и работайте. Еще недели две-три я вполне выдержу.

назад