И.М. Долгорукий
     
      Прогулка в Савинском
[2] [Поместье И.В. Лоп(ухина) близ нашей подмосковной, где и стихи сии писаны. – Прим. автора.]
     
      Закатилось солнце красно,
      Месяц встал – и побледнел,
      Небо вызвездило ясно,
      Мой соловушко запел!
      Лес дремучий за ветвями
      Спрятал птичек от ружья,
      И в тени между кустами
      В омут свой текла струя.
     
      Я, замучен злой тоскою
      И неправдою людей,
      Шел безвестною тропою
      Ныть украдкой от друзей,
      И внезапу очутился
      Я в волшебной стороне;
      Протирал глаза, крестился,
      Уж не грезится ли мне.
     
      Там нашел я сад обширной
      В островах между дорог,
      В чувстве сельской жизни мирной
      Чистым сердцем зрится Бог. –
      Там все веры возношенье
      Чистой мудрости отлив,
      Каждый взгляд – есть поученье,
      Каждый шаг – иероглиф.
     
      Там во храмине широкой
      При потоке чистых вод
      Открывается высокой
      На столпах четырех свод;
      Он героя вспоминает,
      Богатырской век златой,
      Репнина изображает
      Имя яркою чертой.
     
      Тут Жан-Жаков образ славный
      В бездыханном гипсе зрю;
      Жив философ благонравный,
      С ним я духом говорю;
      На стенах вокруг читаю
      Любомудрия устав;
      Им свой разум просвещаю,
      Образую гибкий нрав.
     
      Здесь угрюмый озирался
      С удивлением Сократ,
      Истукан его шатался, –
      Он бежать хотел назад.
      Сколько Север ни гордится
      Поднебесною своей,
      Счастлив тот, кому родиться
      Там случилось, где теплей.
     
      Там, за мрачными волнами,
      Юнгов остров, – тут он сам;
      Меланхолия с слезами
      Пред ним деет фимиам;
      Ночь ему и мертву служит
      Вдохновением своим:
      Он в кумире даже тужит
      И печаль висит над ним.
     
      Ужас вдруг вселился в чувство,
      Сердце дрогнуло во мне!
      В куклах разнаго искусства
      Мысль моя наедине
      Тени мертвых возбуждала,
      И сладчайшею мечтой
      Зренье, слух и речь давала
      Им подобныя со мной.
     
      Вот китайская граница
      И Пекин в моих глазах,
      Вот. Конфуция гробница,
      Как невеста, вся в цветах.
      Идеально поклоняюсь
      Мужу дивному сему,
      И всем сердцем восхищаюсь
      Жертвой умного уму.
     
      Мимоходом возле бочки –
      Заглянул я и в нее;
      Там прочел я две-три строчки:
      Чувством добрым дышит все.
      Чай, лагун был незавидный,
      Тот, в котором Диоген
      Нагишом блажил бесстыдный
      На позор своих времен.
     
      Вон рыбачая слободка,
      Всяхой ествой стол накрыт;
      То-то жадному находка. –
      Безпрестанно был бы сыт.
      Без чудес маляр все лицы
      Разных рыб живописал:
      Так в Сидоне у вдовицы
      Водонос не убывал.
     
      Среди неводов и мрежей
      Опрокинутый челнок
      Возвещает кистью свежей,
      Как зовут сей островок.
      Славься вечно, Ломоносов,
      Знаменитый рыболов!
      По витийству – слава Россов,
      А по лире – сын богов.
     
      Сколь пленительна предметов
      Разнородна всюду смесь!
      Там затвор Анахоретов,
      Аполлон с Олимпом здесь;
      Тут сквозь новую руину
      Воря [3] [Имя реки. – Прим. автора.] старая бежит;
      Иль к поддельному овину
      Русский пахарь сноп тащит.
     
      Но театр уже менялся,
      Декорация сошла,
      День на сцену снаряжался,
      Ночь, сыгравши роль, ушла;
      Кони Фебовы впряглися,
      Ждали свист природы в путь,
      А планеты уплелися
      За кулисы отдохнуть.
     
      Между тем пора мне было,
      Кончив странствие мое,
      Пробираться в свое жило,
      Рассказать домашним все.
      Но за кем же, думал ныне,
      Столько миленьких затей? –
      Кто умел на десятине
      Снять экстракт вселенной всей?
     
      На мои недоуменья
      Недалеко был ответ:
      Стул, который для сиденья
      В дубе, жившем двести лет,
      Очень выдолблен прекрасно,
      Стоя на поле один,
      На письме казал всем ясно:
      Здесь помещик Лопухин [4] [На пне этого дуба писано, что он рос 200 лет тому назад; из него вышел стул очень покойный. – Прим. автора.].
     
      Наслаждайся, муж почтенный!
      Вечно куплею своей.
      Сад твой прямо сад бесценный
      В полном смысле речи сей.
      Пусть цари ценою денег
      Могут в свете все стяжать,
      Но серебряных копеек [5] [Эта дача куплена предками И.В. Лоп. за 1000 рублей, кои заплачены серебряными копейками. – Прим. автора.]
      Где ж кому сто тысяч взять?
     
      
     
      Текст: Долгоруков. Т. 1. С. 143-148.
      Усадьба: Савинское, подмосковная сенатора И.В. Лопухина, просвещенного вельможи, известного масона. Усадьба получила широкую известность благодаря парку. О ней писал А.Ф. Воейков в своем вольном переводе поэмы Жака Делиля «Сады». «Усадебный дом (до наших дней не дошедший) был подчеркнуто прост. Ни колонн, ни фронтонов у него не было. Также известно, что и интерьеры были нарочито обыкновенными, во внутренних помещениях стояла мебель исключительно ремесленной работы»6[Новиков В.И. Масонские усадьбы Подмосковья // Русская усадьба. Вып. 5(21).М., 1999. С. 231]. В.А. Жуковский оставил описание парка в заметке, опубликованной в «Вестнике Европы». 1809. № 4: «Я видел в саду у И.В.Л., находящемся верстах в 30 от Москвы в подмосковном его селе Савинском, скромную урну, посвященную памяти Фенелона. На ровном месте, где прежде было топкое болото, явились тенистые рощи, пересекаемые прекрасными дорожками и орошенные чистою, прозрачною как кристалл водою. Расположение сего сада прекрасно; лучшее в нем место есть Юнгов остров... Вы видите большое пространство воды. Берег осенен рощею, в которой мелькает Руссова хижина! На самой средине озера Юнгов остров с пустынническою хижиною и несколькими памятниками, между которыми заметите мраморную урну, посвященную Фенелону. На одной стороне урны изображена госпожа Гюйон, Друг Фенелона, а на другой Ж.Ж. Руссо, стоящий в размышлении перед бюстом Кембрейского архиепископа... Остров осенен разными деревьями: елями, липами, березами и другими; его положение чрезвычайно живописно; всего приятнее быть на нем во время ночи, когда сияет полная луна, воды спокойны, и рощи, окружающие берег, отражаются в них, как в чистом зеркале! Это место невольно склоняет вас к какому-то унылому, приятному размышлению». Парк Савинского был разрушен в 1920-е годы.
     
      ...каждый взгляд есть поученье, / Каждый шаг – иероглиф. – Парк Савинского украшали памятники: урны, колонны, обелиски с эмблемами и надписями – напоминавшие о людях, чьи имена были чтимы хозяином усадьбы, пользовались репутацией в масонских кругах.
      Там во храмине широкой... Репнина изображает / Имя яркою чертой. – На Юнговом острове находился «храм Дружбы» («парковый павильон кубической формы с низким куполом и портиком из четырех тосканских колонн с треугольным фронтоном»7 [7 Там же. С. 233]), посвященный фельдмаршалу князю И.В. Репнину, видному масону и другу И.В. Лопухина.
      Здесь угрюмый озирался / С удивлением Сократ... – Сократ (470-399 до н.э.) – древнегреческий философ, чье этическое учение, диалогический метод философствования оказали огромное влияние на развитие европейской мысли.
      ...Юнгов остров... – Эдвард Юнг (1683-1765), английский священник и поэт-сентименталист, автор философской поэмы «Жалоба, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742-1745),сделавшей популярной мотивы так называемой кладбищенской поэзии. Она написана под впечатлением личной драмы поэта, потерявшего своих близких, поэтому он представлен в позе уныния, утешаемым Меланхолией.
      ...вот Конфуция гробница... – Конфуций (ок. 551-479 до н.э.), древнекитайский мыслитель, основатель конфуцианства, почитавшийся европейскими просветителями как один из великих мудрецов древности.
      Диоген – Диоген Синопский (ок. 412-323 до н.э.), древнегреческий философ-киник, воздействовал на умы больше своим образом жизни, чем учением, презирая цивилизацию, по преданию, жил в бочке, проповедовал нетребовательность, презирал условности и называл себя космополитом.
      ...тут сквозь новую руину... – псевдоготические руины, нередкие в усадебных парках 1770-1780-х годов, считаются характерными для масонского восприятия мира.