|
Потапова А. / А. Потапова // Наш современник. – 2010. – № 1. – С. 257-261. – (Критика). – Библиогр. в подстроч. примеч.
Из воспоминаний современников, как из мозаики, складывается облик одного из самых проникновенных лириков XX века Николая Михайловича Рубцова. Многие из мемуарных зарисовок стали хрестоматийно известными, например, «Затесь о Николае Рубцове» В. П. Астафьева. Другие знакомы небольшому кругу серьёзных исследователей и подлинных поклонников творчества поэта. Пожалуй, к числу последних можно отнести и очерк нижегородского писателя Александра Сизова «Рубцов на Ветлуге». С именем Сизова неразрывно связана нижегородская страница в судьбе и творчестве Н. М. Рубцова. До сих она остаётся малоизвестной, а вот поэму «Разбойник Ляля» хорошо знает каждый исследователь рубцовского наследия. Она была создана по мотивам известной ветлужской легенды:
Николай Рубцов побывал на нижегородской земле единственный раз по приглашению своего младшего товарища по учёбе в Литературном институте Александра Сизова в 1969 году. Около недели он гостил в родной деревне Сизова Ляпунове, вместе они совершили поездку по Ветлуге и пешеходное путешествие в починок (выселки) с ласковым названием Ляленка. Именно в Ляленке услышали друзья легенду о разбойнике Ляле от местной жительницы Марии Васильевны Кирбитовой. В очерке «Рубцов на Ветлуге» А. Сизов позднее напишет: «И услышали мы красивую лесную сказку о Ляле-разбойнике и его кладах, о лесной девке Шалухе и прекрасной княгине Лапшангской, о молодом атамане Бархотке. Коля загорелся сразу. Он даже не стал старушку дослушивать. – Я напишу об этом, обещаю тебе, Саша. Только по-своему»[1]. Такова предыстория создания поэмы «Разбойник Ляля», которую сам автор называл классической поэмой XX века. Поэма была написана осенью 1969 года в гостях у Василия Ивановича Белова в деревне Тимониха. Вскоре Рубцов передал поэму в издательство «Советский писатель», где у него готовилась к печати книга «Сосен шум». В декабре он получил письмо от редактора сборника Е. С. Елисеева: «К сожалению, «быль» о разбойниках вставить не мог. Вылезала бы она из книжки каким-то причудливым и необязательным' наростом. И главное – свела бы на нет наши старания высветлить, не пригладить, не прилизать, а именно высветлить колорит сборника»[2]. Ровно через год Рубцов окончательно доработал поэму, назвав её уже не «былью», а «лесной сказкой», и послал в газету «Литературная Россия», но тоже получил отказ. Главный редактор К. Поздняев писал: «Дорогой Николай Михайлович! Лит. Россия – полугазета, полужурнал. В силу этого нам прямо-таки противопоказано печатать такие вещи, как Ваш «Разбойник Ляля». Как бы ни была она мила, поэтична, это всё-таки весьма далёкая от нашей жизни сказка. ... Посылайте цикл стихов о том, что ближе к нашим дням, что созвучно чувствам и делам современников»[3]. И впервые поэма была опубликована уже после гибели поэта в журнале «Сельская молодёжь» в № 9 за 1971 год. Вторая публикация «Разбойника Ляли» состоялась в варнавинской районной газете «Новый путь» 4 декабря 1971 года. Необычность поэмы, её героев, да и самого жанра «лесная сказка», видимо, обуславливает тот факт, что «Разбойник Ляля» стоит несколько особняком в творчестве Н. М. Рубцова. Ляля, Бархотка, Шалуха... Есть основания полагать, что эти герои не вымышлены, а события поэмы имеют историческую подоплёку. Вторая половина XVII века была отмечена бунтом казака Стеньки Разина. В 1670 году на Ветлугу пришёл большой отряд разинцев под предводительством Ильи Пономарёва-Долгополова. Варнавинский краевед А. А. Сысоев писал: «В ветлужских лесах гулял со своей шайкой разбойник Ляля... это один из атаманов Степана Разина, который жил в горах у самой Ветлуги недалеко от Варнавина (теперь Лялины горы)»[4]. О тех смутных временах теперь напоминают только ржавые пушечные ядра, тесак и кистень из Варнавинского краеведческого музея да поэма Николая Рубцова «Разбойник Ляля», которая тоже экспонируется в этом музее. Легенда о разбойнике гуляет во множестве вариантов по обеим сторонам Ветлуги. Рубцов «переработал» старинную легенду на свой манер, создал свой вариант. В итоге родилась лесная сказка «... о любви разбойника печальной». В интерпретации Николая Рубцова главными действующими лицами выступают, безусловно, Ляля и Бархотка. Весь накал поэмы в конфликте, в столкновении двух сильных мужских характеров. Столкнулись, по сути, два мира, две системы ценностей: любовь и желание обычного человеческого счастья – со стороны Ляли, и главная ценность «лихих людей» – деньги и свобода, которых твёрдо держится Бархотка. Бархотка – необыкновенно цельный образ у Рубцова, герой одной линии: смелый, решительный, непреклонный. «Только волей неба не покойник». В этом суть его жизни и характера, стержень его личности. Разбойник Ляля – сложный, противоречивый характер, дважды бунтарь (он бунтует против окружающего его мира, став разбойником; позднее – против морали и образа жизни самих «лихих людей»). Под влиянием любви меняется духовная сущность Ляли, и в итоге сердце его возвращается к тем первоистокам, от которых когда-то он отказался (дом, очаг, семья, христианские заповеди). Поэма «Разбойник Ляля» создана в последние годы жизни Н. М. Рубцова (1969-1970), в ней отчётливо прослеживается уже сложившийся к тому времени особенный «рубцовский» стиль. Очень динамичное повествование, обилие действия, немногочисленные, но ёмкие эпитеты (земля угрюмая и греховная, сердце беспокойное, смутная жизнь, дремотный разговор, воля верховная, берег глухой). Как во всякой сказке, достаточно широко используются традиционные фольклорные сочетания (рай небесный, знатная молодка, ключевая влага, лес разбойный). И всё пронизано непередаваемой рубцовской иронией:
которая и смягчает повествование, и одновременно делает его сказочно-далёким (вроде было, вроде нет: «Сказка ложь, да в ней намёк...»). Нагнетания трагического, страшного не происходит. Любовь Ляли светла и печальна. Вспомним последние строки поэмы:
Вариант Николая Рубцова является сугубо литературным, не соответствующим ни народной легенде, ни историческим фактам. Не случайно, видимо, поэт заменил первоначальное жанровое определение поэмы «быль» на другое – «сказка». До «Разбойника Ляли» он не писал ни сказок, ни поэм. Возможно, именно с «лесной сказки» по ветлужским мотивам мог бы начаться новый этап его творческой биографии. Не случилось. Николай Рубцов создал поэму о любви, её чудодейственном влиянии на самые заскорузлые сердца; поэму вне географических привязок, вне времени. Из глубины веков донесла она нам память о людях, их переживаниях и страстях: лесная сказка Рубцова незримыми нитями связывает времена, радует и печалит человеческие души. И сегодня привлекают нас в ней отнюдь не разбойничья тематика или исторические параллели, а мир человеческих чувств. В 2009 году исполнилось 40 лет с момента пребывания Н. М. Рубцова на нижегородской земле, 40 лет поэме «Разбойник Ляля». В сентябре 2009 года отмечал бы свой 60-летний юбилей Александр Сизов, но, к сожалению, до этой даты он не дожил. Эти даты послужили лейтмотивом «Сизовских чтений», которые вот уже 7 лет проводятся на родине писателя А. Сизова в поселке Варнавино. Для земляков Александра Сизова они стали доброй традицией, возможностью ещё раз прикоснуться к поэзии Николая Рубцова, творчеству самого Сизова, данью памяти талантливым литераторам района. С 2003 года имя А. А. Сизова носит поселковая детская библиотека, в которой организован музей писателя. В 2009 году именем Александра Сизова названа новая улица в Варнавино. Александр Сизов стоял у истоков создания литературного музея Николая Рубцова в Дзержинске. Будучи ещё студентом Литературного института им. М. Горького, А. Сизов ездил на похороны Николая Рубцова в Вологду в январе 1971 года. Рубцову же Сизов посвятил стихотворение «Памяти друга».
Очерк Сизова «Рубцов на Ветлуге» был включён в том воспоминаний о Рубцове, изданный в Вологде в 1994 году. Достойное место воспоминания о Рубцове заняли в книге А. Сизова «Самая долгая дорога». Включил этот очерк и Николай Попов в книгу «Николай Рубцов в воспоминаниях друзей» 2008 года издания. В очерке «Рубцов на Ветлуге» Александр Сизов называет дату приезда своего старшего друга – година святого Варнавы, то есть совершенно точную дату – 24 июня. Ежегодно в этот день варнавинцы и гости посёлка празднуют годину Преподобного Варнавы Ветлужского. Впервые на «Сизовских чтениях» прозвучали совершенно новые, неожиданные материалы о встрече поэтов в Варнавино. Для истинных поклонников творчества Н. М. Рубцова, исследователей его поэтического наследия, думается, небезынтересными покажутся воспоминания Зои Константиновны Ерополовой, журналиста, много лет проработавшей в районной варнавинской газете «Новый путь». В 1969 году, о событиях которого вспоминает З.К. Ерополова, она работала в должности литсотрудника. «Встречи в варнавинской редакции. ... И вот Николай Рубцов на варнавинской улице. И все прохожие смотрят на него как-то недоверчиво. Странный какой-то. Не наш. Маленький, сухонький, в рыжей дерматиновой курточке. Все солидные мужчины носили тогда тёмные костюмы, были степенны и высокомерны. А этот – не пойми что. Голова, правда, красивая, хоть и лысоватая. И глаза – неземные, постоянно меняющиеся, словно в них огонь полыхает. Никогда не видела таких глаз. А Иван Сергеевич[5] радостно потирает руки: – Поэт приехал. Настоящий. Большой. И уже посылают гонца в магазин. Все мужчины редакции короткими перебежками перемещаются из прокуренного кабинета в соседний садик. Приём гостя ведётся под акациями. На деревянной скамейке – бутылки и стаканы. А мы, женская половина редакционного коллектива, не допущенная к знакомству, прильнув к окнам, ахаем: – Да что же он какой тощенький? Словно детдомовский недокормыш. У нас такие в 32-м детском доме воспитывались. Тоже особенные были – из Ленинграда эвакуированные. И талантливых много встречалось. – Господи, а пьют-то как! Как трактористы в колхозе. И рукавом закусывают. – Сколько они там ещё просидят? Первая полоса наполовину не закрыта! А это мне уже ответственный секретарь приказывает: – Звони скорее в колхоз, там, кажется, сенокос заканчивают. Всё, смотреть в окно больше некогда. Да и что там увидишь? Как очередную бутылку принесли? Как руками размахивать начали – явно стихи читают. Чуть ли не все сразу. Интересно – хором или каждый своё? – размышляла я, названивая на коммутатор. Время всё расставляет по своим местам. И страницей истории стала та давняя встреча. И кто только оказался в ней не задействованным потом. И чего только не присочинили лихие редакционные перья. Даже у Саши возникли в связи с этим сомнения – всё ли он правильно воспроизвёл, не придумал ли чего. И не удивительно. Память избирательна. Мы многое забываем или помним совсем не то, что было важно. Меня удивила тогда Сашина задумка объединить рубцовский приезд с варнавинской годиной. Приезжал-то Николай Рубцов после праздника. Но Саша объяснил, что это такой литературный приём: – Мы же любим свой Варнавин. Пусть и читатели узнают о наших традициях. Это интересно. Да, в советские годы сохранить церковный престол, придав ему статус народного праздника, – это ж как извернуться надо было! Праздник сберегли, имя святого Варнавы сохранили в названии посёлка. Элементов вымысла в повествованиях о варнавинских днях Николая Рубцова вполне достаточно. Долго нам всем не давала покоя курточка Сашиного друга. Но Саша мне объяснил: – Замшевая она в моём описании – это для солидности. Года через два Рубцова вся страна будет знать, а тут какой-то убогий дерматин! Но если у Саши такие «дополнения» простодушны, то у других авторов память далеко не бесхитростна. Но надо согласиться, что даже в явных искажениях истины просматривается в публикациях рубцовской тематики в районной газете «Новый путь» не просто желание показать, как хороши мы рядом с большим талантом. Главное в них другое. Талант Рубцова действительно БОЛЬШОЙ (выделено автором. – А. П.). Не приветив поэта на варнавинской улице, не организовав ни одной его встречи с читателями, не воздав ему должного, мы хотя бы не проглядели его. И что-то сделали для того, чтобы познакомить варнавинцев с творчеством поэта, опередившего своё время как минимум на два десятилетия. Но вернёмся в 1969 год. Ещё вчера под кудрявыми – не ивами – под кудрявыми акациями Ленинского садика «разгулялся праздник невзначай». А сегодня бодрый, как всегда, Иван Сергеевич веером раскинул на столе ответственного секретаря листочки со стихами машинописными, как «Шумит Катунь», и рукописными. Читаем. Он вслух. Мы внимаем ушами и впитываем глазами совершенно неожиданные строки. Передаём листки из рук в руки.
Молчим, потрясённые. Знакомая до боли, серая, утонувшая в грязи деревня с размытыми дорогами, убогими строениями, высокими звёздами и неяркими цветами. Как живая. Пронзительное. Настоящее. Ни на что не похожее творчество. НО... Такое?. . В газету? Нельзя! Это клевета на советскую действительность. Мы коммунизм строим. Вдруг на Западе прочитают! Соседок злых у нас нет! Куполов церковной обители, да ещё и поросших травой – тем более нет! И школа уж слишком серая. А ворона так и вообще при чём? Да ещё весёлая. Всё сказали, что считали нужным. Уморились. А из корректорской звонят – почему задерживаем гранки. Какие гранки? Ах, эти... Подхватываю их и вихрем – в коридор. И словно запнулась за что-то. И залилась краской. Так стыдно мне, пожалуй, никогда не было. По коридору прохаживался неторопливо человек, стихи которого мы только что с восторгом читали и с упоением распинали. Боже, что было в его глазах! Боль. Страдание. Интерес. И жалость. К нам, убогим. Глаза человека, который знает о нас гораздо больше, чем мы сами знаем о себе. А уж о мире и тем более. Живые, говорящие, горящие неземным пламенем глаза поэта. Увидев однажды, такие глаза забыть нельзя. Можно поверить, что забыла. Но увидела портрет Рубцова в музее[6]. И мигом почувствовала тысячи иголочек в кончиках пальцев. И поняла, что чтобы мы ни делали, чтобы сгладить ту боль в его глазах, всего будет недостаточно. Может быть, поэтому и обращались мы к стихам Николая Рубцова чаще, чем другие редакции. И праздник к 25-летию его пребывания в Варнавино затеяли такой широкий и массовый. К чистому роднику поэзии Николая Рубцова потянулись люди. И когда потом слышали по радио знакомые строки «В горнице моей светло» или «Светлыми звёздами нежно украшена тихая зимняя ночь», в Варнавине эти песни узнавали, говорили – это наши песни. И мурлыкали про себя, и пели за столом. В «Новом пути» неоднократно давали подборки стихов Рубцова. И лесную сказку «Разбойник Ляля» не однажды печатали. И Сашины воспоминания». Вот так неожиданно узнаём мы новое о любимом поэте. В рамках «Сизовских чтений» 2009 года состоялась презентация книги избранного А. Сизова с символическим названием «Клад». Конечно, в неё вошёл и очерк «Рубцов на Ветлуге».
Примечания: |
 |
