Страшную правду о войне великий полководец доверил лишь самым близким людям. Его дочь Наталия впервые решилась поделиться сокровенными воспоминаниями об отце.

Маршал Конев с дочкой Наталией и женой Антониной Васильевной на даче в Архангельском

Сильные отцовские руки, жесткое сукно армейского кителя и острые орденские планки – я помню это своей щекой. Страшный жар, я теряю сознание, у меня корь, все в доме перепуганы. Отец примчался со службы, подхватил меня, и я прижалась к этим твердым орденским планкам, которых так много на его кителе. Я думала, что умираю, и не отпускала его. А он боялся меня потерять и тоже не отпускал. Всю ночь на руках носил. Львов, начало пятидесятых. Отец командует Прикарпатским военным округом. И мое первое воспоминание об отце.

Мы жили на горе, в старом особняке на улице Ивана Франко. Под охраной. Дивной красоты город жил по законам только что отгремевшей войны. Там было много бандеровцев. Папа запретил нам с мамой выходить в город. Но если очень попросить... Когда выходили, нас обязательно сопровождал дюжий солдат.

Как-то я написала книгу про отца. Книга очень скромная, она не была настолько откровенной, настолько открытой, как бы мне хотелось сейчас. Поэтому я задумала еще одну книгу. Она будет совсем другой, человечной, не парадной. Там будут мысли отца. О смысле жизни. О том, как не утратить его. Раньше мне не казалось, что это так важно.

Еще в конце жизни папа давал мне править свои тексты. Я была начинающим филологом, а он как раз начал писать свои мемуары. Я редактировала, помогала ему писать выступления. Вообще он много работал, даже когда ушел в отставку. Не сидел на берегу с удочкой, не ходил с ружьишком по окрестным лесам. И далеко не все им написанное – опубликовано. Многое ждет своего часа. К отцу часто приезжали журналисты. Один французский журналист задал вопрос: «Вот много написано о войне, а скажите, есть ли какие-то белые пятна, которые вы хотели бы заполнить?» Отец ответил, что большое белое пятно – Смоленское оборонительное сражение. Это событие июля сорок первого. Начало войны. Отец был «командармом-19», то есть командующим девятнадцатой армией. Она защищала Смоленск и Витебск, чтобы задержать наступление немцев на Москву. Больших сил у нас тогда не было. Многие части попали в окружение. И вот отец сам выехал на разведку – вместе с адъютантом и начальником артиллерии. И вдруг видят: по шоссе прямо им навстречу-колонна немецких танков. Они выскочили из машины, развернули брошенную пушку-сорокопятку, стали стрелять по колонне. Понимали, конечно, что одной пушкой танки не остановить, надо спасаться. Они ушли огородами, перебежками, нашли брошенный грузовичок. И когда отец приехал в штаб Западного фронта, в состав которого входила его армия, кто-то сказал: «Боже, вы живы? Генерал Еременко наблюдал, как танковая колонна развернулась и пошла на вас. Мы думали, что вы погибли». Отец написал про это. Про первые месяцы войны, когда приходилось спасаться бегством. Но это не героическая история. Это не принято было публиковать.

В кино военачальников играют пожилые актеры, и мы думаем: о, старики! На самом деле не так. Это были довольно молодые мужчины, которым было немногим за сорок. Мой отец закончил войну – ему было сорок восемь лет. То же и в германской армии. Против наших молодых генералов воевали молодые немецкие генералы. Другое дело, что у них был опыт: Австрия, Чехия, Франция, Польша. У них была хорошая школа. Наши генералы, вышло так, учились у немецких. В бою учились. В первый год войны.

У отца есть записки про фельдмаршала Манштейна. Отец писал: «Особенно гордишься, когда одержал победу над сильным противником, не над слабаком каким-то». Первый раз они с Манштейном встретились друг против друга под Харьковом, в сорок третьем. Харьков брали то наши, то немцы. Это была тяжелая битва. Но 23 августа отец окончательно выбил Манштейна из города. Потом они встречались на Днестре, на Буге, на пограничной реке Прут. Второй Украинский фронт, которым в то время командовал отец, первым вышел на госграницу. За что мой отец имел свой первый салют в Москве. А Манштейн был снят со своего поста. Больше они не встречались. Позже, в пятидесятые, Манштейн написал книгу «Утерянные победы». Он там пишет: «Командование Степным фронтом было наиболее энергичным». Степным командовал мой отец. Если крупный авторитет рейха так говорит, значит, мы не просто забросали врага телами своих солдат, так ведь?

Отец писал в анкетах, что он крестьянский сын. Это верно. Он родился в деревне под Великим Устюгом. В юности работал сплавщиком. Да, сплавлял лес по рекам. Это адски тяжелый труд.

Он страшно не любил бездельников. У него было ругательное слово, он его так растягивал: «баарство». И мне, вы ж понимаете, ничего не оставалось делать, как расти человеком активным. Он мне часто повторял: «Моя слава – это моя слава. Ты должна иметь в жизни свой путь». Еще он говорил: «Пожалуйста, ты носишь мою фамилию, ты должна хорошо учиться». И мне приходилось хорошо учиться. С медалью окончить школу. А еще не выпячиваться, не бросаться в глаза. И когда он меня по дороге с дачи подбрасывал в школу – на машине с водителем, – я просила: «Папочка, выбрось меня тут». Подальше от школы. Чтоб никто из моих соучеников не видел, что я приехала на машине.

Когда в стране началось производство «Жигулей», я стала упрашивать: «Пап, ну давай купим машину, ты же можешь». Он как раз получил гонорар за книжку своих мемуаров. «Баарство», – отвечал отец. Потом мы с мамой долго его уговаривали, она была на моей стороне. И если очень попросить... Уговорили. Он купил «копейку». Я окончила курсы вождения, и вот мы с ним первый раз отправились в путь на новой машине – с дачи в город. Я доблестно проехала – с похолодевшими от страха руками. Он оценил: «Ну, молодец!» Хотя вторая поездка окончилась более драматично, я въехала задом в столб на собственной даче. Отец этого ужаса не видел. Повреждение было небольшим, его быстренько ликвидировали, отец, слава богу, не заметил.

Ну, потом я совсем расхрабрилась. У нас в гараже стоял армейский «Виллис», который отцу подарил американский генерал Бредли, когда они встретились на Эльбе. Да, встреча на Эльбе, братание, обмен подарками. Бредли подарил отцу карабин, как сейчас помню, фирмы «Манлихер» и вот этот «Виллис». С дарственной надписью на капоте. Ну, я просила отца, чтобы механики помогли машину оживить. Ужасно хотелось на нем проехаться. «Баарство», – сказал отец. Но если очень попросить... Оживили. Повесили номера. Поехала – девушка на джипе. Возвращаюсь, отец спрашивает: «Ну как, не застряла?» – «Застряла, пап». Заехала на пашню – решила испытать проходимость. Ну, «Виллису» не повезло. Не по зубам ему наша пашня. С тех пор я за рулем. Еще папа любил, когда я играла на фортепьяно. Настаивала, чтобы у меня был хороший учитель. У нас был рояль на даче, и отец любил, когда я ему играла. Что любил? «По диким степям Забайкалья». Он же в тех краях в Гражданскую воевал, его бронепоезд «Грозный» курсировал от Омска до Уссурийска. Когда хор Пятницкого грянет «По диким степям Забайкалья», отец про все забывал, слушал. Ну, еще «Степь да степь кругом». Он же Степным фронтом командовал. Тоже пел – если за компанию. Когда близкие соберутся, выпьют. Нет, отец совсем не пил. Он еще во время войны заработал себе жуткую кровоточащую язву. Он пил чай с земляничным вареньем. Мама варила. Он очень любил, чтобы за столом по воскресеньям собирались все его дети и внуки – от первого брака, от второго. Мы собирались, пили чай с сушками. Для отца сушки лакомством были с детства. Когда папа успешно провел харьковскую операцию, он доложил Сталину, что Харьков взят, и Сталин спросил: «Что прислать вам?» – «Ну, пожалуй, ящик сушек». Прилетел самолет и доставил ему ящик сушек и погоны маршала Жукова. Жуков свои прислал. Почему свои? Изготовить такие погоны срочно нельзя, их вышивают вручную золотошвейки. Вот, погоны и ящик сушек.

За успешно проведенную операцию по освобождению Украины Сталин прислал Коневу (в центре) ящик сушек и маршальские погоны

Хочу, чтоб моя будущая книга об отце была про это: про сушки, про орденские планки под моей щекой, про написанное им, но не опубликованное.

Мы, дети полководцев, создали общественную организацию, которая называется «Фонд памяти полководцев Победы». Я его возглавляю. Кто в ней состоит? Дети Жукова, Рокоссовского, Малиновского, Василевского, Бирюзова. Мы издаем книги, устраиваем выставки из семейных архивов. Мы показываем своих отцов без парадных мундиров. Это сильные мужчины, которые любили, воспитывали своих детей. И воевали.

22 июня мы все ходим на Новодевичье кладбище к могилам людей, которых называем соратниками наших отцов. Я, например, хожу к могиле маршала бронетанковых войск Рыбалко. Он был другом отца. Прямых потомков у Рыбалко не осталось. Я кладу цветы на его могилу. А еще на заросшую могилу генерала Пухова, на командном пункте которого мой отец едва не погиб от шальной пули.

Вот сейчас на Поклонной горе у нас было очень красивое мероприятие. Мы назвали его «Сирень Победы». Сто сортов сирени. Фантастическое зрелище! Был такой селекционер сирени Леонид Колесников. Результат его труда – это Сиреневый бульвар в Москве. Знаете? Так вот, после войны он создавал новые сорта сирени и давал им имена героев и полководцев. Сирень «Зоя Космодемьянская», «Гастелло», «Маршал Василевский», «Маршал Жуков». А потом Колесников умер, и его опытный сад пришел в запустение. Ну, не было у человека детей. Так вот мы нашли сиреневодов из МГУ, из Тимирязевской академии и предложили им продолжить дело Колесникова. Их стараниями появился сорт «Маршал Конев». Пахнет чудесно.