В договоре  Димитрия  Донского  с  Олгердом  видим условие о взаимной
свободной торговле;  но этим договором не кончилась борьба между Москвою
и  Литвою,  не  могла не страдать от нее и торговля.  Впрочем,  открытая
вражда между московскими  и  литовскими  князьями  не  была  постоянною,
притом  же  во  время  ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью,
Тверью,  Новгородом и  Псковом.  Псков  часто  враждовал  с  немцами,  и
несмотря на то, торговля заграничная делала его одним из самых богатых и
значительных городов русских - знак,  что частая  вражда  с  немцами  не
могла  много  вредить  этой торговле.  И Новгород не всегда был в мире с
немцами:  мы видели, что с 1383 до 1391 года не было между ними крепкого
мира,  и  когда  в  последнем  году мир был заключен,  то немецкие послы
приехали в Новгород,  товары свои взяли,  крест целовали и  начали  двор
свой  ставить  снова:  значит,  при  начале  ссоры товары были захвачены
новгородцами и  двор  немецкий  разорен.  Из  приведенной  выше  грамоты
узнаем,  что  новгородские  купцы терпели иногда от немецких разбойников
перед самою Невою: шведы неблагоприятно смотрели на торговлю новгородцев
с немцами;  король Биргер писал в 1295 году любчанам, что шведы не будут
тревожить немецких купцов,  идущих  в  Новгород  с  товарами,  только  в
угождение  императору,  ибо для него,  Биргера,  эта торговля невыгодна,
потому что усиливает врагов его (новгородцев).  Он дает  купцам  свободу
отправляться  в  Новгород,  но  под  условием,  чтоб  они не возили туда
оружия,  железа, стали и пр. Много, как видно, терпела волжская торговля
от  новгородских  ушкуйников;  но и это бедствие не было продолжительно.
Относительно ушкуйничества должно заметить, что это явление служит также
доказательством развития волжской торговли в XIV веке:  значит, было что
грабить, когда образовались такие многочисленные разбойничьи шайки.
   Торговля должна была содействовать распространению ремесел,  искусств
в тех местах,  в которых она наиболее процветала: самые богатые торговые
города,  Новгород,  Псков,  отличаются  прочностию   своих   укреплений,
многочисленностию своих церквей. Церкви и каменные по-прежнему строились
скоро:  церковь архангела Михаила в Москве  была  заложена,  окончена  и
освящена  в  один  год;  то  же  говорится  и о монастырской церкви Чуда
архангела  Михаила;  некоторые   деревянные   церкви,   так   называемые
обыденные,  начинали  строить,  оканчивали  и  освящали в один день;  но
соборная церковь  св.  Троицы  во  Пскове  строилась  три  года:  сперва
псковичи дали наймитам 200 рублей,  чтобы разрушить стены старой церкви;
старый материал был свален в реку  Великую,  ибо  считалось  неприличным
употребить его на какое-нибудь другое дело; на другой год заложили новую
церковь, дали мастерам 400 рублей и много их потчевали.
   В Твери во время стройки соборной церкви св.  Спаса поставили  внутри
ее маленькую деревянную церковь и служили в ней, пока мастера оканчивали
большую. И в описываемое время иногда складывали церкви очень неискусно;
в  Коломне  только  что  окончили  каменную  церковь,  как она упала;  в
Новгороде едва успели мастера,  окончивши работы,  сойти  с  церкви  св.
Иоанна  Златоуста,  как  она упала.  Летописцы употребляют в известиях о
построении церквей иностранное слово:  мастера, но нигде не видно, чтобы
призываемы  были  иностранцы  для  этих  построек.  В  княжение  Василия
Димитриевича в  Новгороде  известны  были  как  искусные  строители  три
мастера:  Иван,  Климент  и Алексей.  Кроме церквей и колоколен под 1409
годом упоминается о построении  в  Новгороде  владыкою  Иоанном  теремца
каменного,  где  святили  воду  каждый месяц.  Упоминается по-прежнему о
покрытии церквей оловом;  в 1420 году псковичи наняли мастеров Федора  и
дружину его обивать церковь св.  Троицы свинцом; но не могли отыскать ни
во Пскове,  ни в Новгороде такого мастера, который бы мог лить свинчатые
доски:  посылали  и  к  немцам  в  Юрьев,  но  поганые,  как  выражается
летописец,  не дали мастера;  наконец приехал мастер из Москвы от  Фотия
митрополита и научил Федора,  как лить доски; мастера получили 44 рубля.
Новгородский владыка  Евфимий  покрыл  чешуек)  церковь  св.  Георгия  в
Ладоге.   Упоминается   по-прежнему   о  золочении  глав,  или  маковиц,
упоминается о позлащении гроба князя Владимира Ярославича и  матери  его
Анны  в новгородском Софийском соборе.  Говорится,  что тверской епископ
Федор сделал у церкви св. Спаса двери медные; в нижегородской церкви св.
Спаса были двери дивные,  устроенные медью золоченою. Ростовский епископ
Игнатий помостил красным мрамором дно (пол) Богородичной церкви;  то  же
сделал  тверской  владыка  Федор  у себя в церкви св.  Спаса.  Встречаем
известия об украшении церквей живописью:  в 1343 году греческие  мастера
подписали (расписали) соборную церковь Успения богородицы в Москве,  под
следующим годом говорится о расписании монастырской церкви св.  Спаса  в
Москве;  мастера были родом русские,  ученики греков,  - Гойтан, Семен и
Иван с учениками  своими  и  дружиною.  Под  1395  годом  упоминается  о
расписании  церкви  Рождества богородицы и придела св.  Лазаря в Кремле:
мастера были - Феофан Грек и Семен Черный;  тот же Феофан Грек  расписал
церковь  св.  архистратига Михаила в 1399 году;  в 1405 году расписывали
церковь Благовещения на княжом дворе иконник Феофан Грек, Прохор, старец
из  Городца,  да  чернец  Андрей  Рублев.  Под  1409  годом  говорится о
расписании церкви Богородицы владимирской мастерами Даниилом иконником и
Андреем  Рублевым.  Они  же  расписали  церковь  Троицкую над гробом св.
Сергия,  церковь  в  московском  Андрониковом  монастыре.  В   Новгороде
церковною  живописью занимались также греки:  под 1338 годом упоминается
Исаия Гречин.  Упомянутый мастер,  грек Феофан,  расписал в 1378 году  в
Новгороде  церковь Христа Спасителя на Ильине улице;  под 1385 годом при
описании большого пожара в Новгороде говорится,  что  вместе  с  другими
сгорел в Павлове монастыре Иваш, церковный росписник, как видно русский.
Под 1345 годом находим известие,  что в Москве слиты были  три  колокола
больших и два меньших,  и лил их мастер Борис Римлянин; но еще прежде, в
1342 году,  как видно,  этот же самый  Борис  вызван  был  из  Москвы  в
Новгород  и слил там большой колокол к св.  Софии.  В 1403 году слит был
колокол в Твери к соборной церкви Преображения,  но  не  сказано,  каким
мастером.  Из  построек  не  церковных  упоминается  под  1409  годом  о
построении в Новгороде владыкою Иоанном пекленицы  (поварни?)  каменной;
под  1433  годом - о построении новгородским владыкою Евфимием у себя на
дворе палаты каменной с 30 дверями:  строили мастера немецкие из-за моря
(т.  е. не ливонские) вместе с новгородскими; в 1439 году тот же владыка
поставил ключницу хлебную каменную;  в следующем году  поставил  комнату
каменную  меньшую;  в  1441 году большая палата владыкина и сени прежние
были расписаны;  в 1442 году тот же  владыка  поставил  на  своем  дворе
поварни  каменные  и  комнату каменную,  а в 1444 - духовницу и сторожню
каменные.  В Москве только в 1450 году митрополит Иона заложил на  своем
дворе  палату каменную.  Наконец,  находим известия об устройстве часов;
под 1404 годом говорится,  что поставлены были часы в Москве,  на  дворе
великого  князя,  за  церковию  Благовещения,  устроил  их монах Лазарь,
пришедший из Сербии.  Вот как  описываются  эти  часы:  "Сий  же  часник
наречется  часомерье;  на  всякий  же  час  ударяет  молотом  в колокол,
размеряя и расчитая часы ночныя и дневныя;  не бо  человек  ударяше,  но
человековидно,  самозвонно  и самодвижно,  страннолепно некако сотворено
есть человеческою хитростью,  преизмечтано и преухищрено". В Новгороде в
1436  году  владыка Евфимий устроил у себя над палатою часы звонящие,  а
под 1449 годом говорится, что тот же владыка поставил часозвоню.
   О построении и украшении церквей  в  Юго-Западной  Руси  можем  иметь
понятие  из  рассказа  волынского летописца о построении церквей в Холме
Даниилом Романовичем под 1259 годом:  построена была церковь св. Иоанна,
красивая  и  великолепная;  построена  она  была так:  четверо комар,  с
каждого угла перевод,  а стояли они  на  четырех  головах  человеческих,
изваянных некоторым хитрецом;  три окна украшены были стеклами римскими;
при входе в алтарь стояли два столпа из  цельного  камня,  и  на  них  -
комара;  потолок  был  украшен  звездами золотыми на лазури;  внутренний
помост был слит из меди и олова чистого  и  блестел  как  зеркало;  двое
дверей  украшены  камнем  галицким,  белым и зеленым холмским,  тесаным,
сработаны некоторым хитрецом Авдеем,  прилепы от всех шаров - из золота,
напереди их изваян св.  Спас,  а на полунощных - св. Иоанн, на удивление
всем смотрящим;  иконы, принесенные из Киева, украшены были драгоценными
камнями,  жемчугом и золотом;  колокола привезены были также из Киева, а
другие слиты на  месте.  Другая  церковь  была  построена  в  честь  св.
безмездников  Кузьмы  и  Дамиана;  верх ее поддерживали четыре столпа из
цельного камня истесанного.  Построена была и  церковь  св.  Богородицы,
величиною  и  красотою  не  хуже первых,  и украшена пречудными иконами:
князь Даниил принес из  Венгрии  чашу,  мраморную,  багряную,  изваянную
чудесно,  с  змеиными  головами  вокруг,  и  поставил  ее  перед дверями
церковными,  называемыми  царскими:  в  этой  чаше   святили   воду   на
Богоявленье.  Князь  Владимир  Василькович  построил  в  Каменце церковь
Благовещения,  украсил ее  иконами  золотыми,  сковал  сосуды  служебные
серебряные,  евангелие  дал  также  окованное серебром,  положил и крест
воздвизальный.  Во Владимире расписал всю церковь св.  Димитрия,  сосуды
служебные  серебряные  сковал,  икону  св.  богородицы оковал серебром и
дорогими камнями, завесы у иконы были золотом шитые, а другие аксамитные
с  дробницею;  в  кафедральном  соборе  Св.  богородицы  образ спасителя
большой  оковал  серебром,  евангелие  также  оковал  серебром,   сосуды
служебные  устроил  из  жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов
оковал  золотом  с  дорогими  камнями  и  поставил  на  память  себе.  В
перемытльский  собор  дал  евангелие,  окованное серебром с жемчугом;  в
черниговский  собор  послал  евангелие,  золотом   писанное,   окованное
серебром и жемчугом,  и среди его - Спас с финифтью;  в луцкий собор дал
крест большой,  серебряный,  позолоченный,  с честным древом.  В Любимле
поставил  церковь  каменную  св.  Георгия,  украсил ее иконами коваными,
сосудами серебряными,  платцы дал аксамитные,  шитые золотом с жемчугом,
херувим  и  серафим,  индитью,  золотом шитую всю,  а другую из белчатой
паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из белчатой паволоки, евангелие,
окованное  все  золотом  с  дорогими  камнями и жемчугом,  деисус на нем
скован из золота,  цаты большие с финифтью,  другое  евангелие  волочено
оловиром; два кадила - одно серебряное, другое медное; икона местная св.
Георгия была написана на золоте;  на  эту  икону  князь  положил  гривну
золотую  с жемчугом,  другая икона,  Богородицы,  была также написана на
золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери в церкви
были медные;  князь начал расписывать эту церковь и расписал уже все три
алтаря,  начали было расписывать  и  шею,  но  не  окончили  по  причине
княжеской болезни;  колокола были слиты такие удивительные на слух,  что
подобных не было во всей земле.
   Что касается ремесел вообще,  то из рассказа летописцева о  населении
Холма Галицкого мы видим,  какие были главные, самые нужные из них - это
мастерство оружейное и металлическое; начали, сказано, собираться в Холм
седельники,  лучники,  тульники  и  кузнецы  железа,  меди и серебра;  в
Новгороде встречаем щитника  и  серебряника;  ибо  что  касается  других
ремесел,  например сапожного,  портного,  то,  по всем вероятностям, они
отправлялись в  домах  слугами.  О  мебели,  удобствах  домашней  жизни,
расположении  и  украшении  жилищ  мы  не имеем почти никаких известий и
должны заключить,  что домашний  быт  отличался  по-прежнему  простотою.
Богатый  волынский князь Владимир Василькович,  который построил столько
городов, церквей, так их богато украсил, лежал во время болезни своей на
соломе.  О  богатстве  московских  князей  можем  иметь  понятие  по  их
завещаниям, где упоминается об иконах, дорогих платьях, цепях, редко - о
дорогом  оружии,  о  нескольких  сосудах  столовых,  и  все  это в таком
небольшом количестве,  что не могло занимать много  места,  легко  могло
быть спрятано,  собрано,  увезено. Но если так было у князей, то чего же
мы должны искать у простых людей?  У последних,  кроме самой  простой  и
необходимой рухляди,  нельзя было ничего сыскать, ибо все, что получше и
подороже,  хранилось  в  церквах  как  местах,  наименее  подвергавшихся
пожарам и разграблениям.  Жилища располагались,  как видно, по-прежнему;
вот описание пожара,  бывшего в доме тверского  великого  князя  Михаила
Ярославича:  загорелись  сени,  и  сгорел  двор  княжой весь;  но божиею
милостию проснулся сам князь Михаил и выбросился в окно  с  княгинею,  а
сени полны были княжат и боярченков,  которые тут спали, и сторожей было
много,  но никто не слыхал.  О княжеских одеждах  упомянуто  было  выше;
относительно  платья простых людей встречаем названия:  охабни,  опашни,
шубы,  вотолы, сарафаны, чупруны, котыги; из украшений: перстни, колтки,
цепочки (золотые враные).  О пище нет подробностей;  узнаем только,  что
бедные  употребляли  в  пищу  овсяные  хлебы.  Обратимся   к   состоянию
нравственному.
   Начавши описывать состояние религии и церкви в предшествующий период,
мы  должны  были  упомянуть  о  противодействии,  которое   христианство
встретило  на  финском  севере от язычества,  от волхвов;  в описываемое
время мы не видим более подобных явлений;  замечаем,  напротив, успешное
распространение  христианства  в  финских  пределах.  Еще под 1227 годом
летописец говорит о крещении  корел;  но  земля  последних  скоро  стала
спорною между новгородцами и шведами; этот спор давал кореле возможность
менять зависимость от одного народа на зависимость  от  другого,  причем
менялась  и  вера.  Без  соперничества  распространялось  православие на
северо-востоке:  здесь апостолом зырян, или пермяков, явился св. Стефан,
сын  устюжского  причетника и постриженик ростовский;  вероятно знакомый
еще  в  Устюге  с  языком  зырянским,  Стефан  приготовился   к   своему
апостольскому  подвигу  тем,  что  изобрел  азбуку  и  перевел нужнейшие
богослужебные книги на язык зырянский.  Несмотря на все  препятствия  со
стороны ревнителей язычества,  дело Стефана увенчалось успехом: на месте
разрушенных требищ языческих он основал церкви,  при церквах  -  училища
для  детей.  Стефан  был  поставлен  епископом в Пермь;  о характере его
деятельности в этом звании можно  заключить  из  следующих  слов  "Плача
земли Пермской на смерть Стефана",  помещенного в житии его:  "Теперь мы
лишились  доброго  промышленника  и  ходатая,  который  богу  молился  о
спасении  душ  наших,  а  князю  доносил  наши жалобы,  хлопотал о наших
льготах,  о нашей пользе;  пред боярами и  всякими  властями  был  нашим
теплым  заступником,  часто  избавлял нас от насилий,  работы и тиунской
продажи, облегчал от тяжкой дани Самые новгородцы, ушкуйники, разбойники
слов  его  слушались  и  не воевали нас".  Преемниками св.  Стефана были
епископы  Исаак  и  Питирим:  последний  был  взят  в  плен  вогулами  и
умерщвлен.   Если  вследствие  татарского  ига  мы  видели  один  пример
отступничества в Зосиме,  или Изосиме,  то  зато  встречаем  известия  о
крещении татар;  так,  например,  под 1390 годом летописец говорит,  что
били челом великому князю Василию Димитриевичу в  службу  три  татарина,
ханские постельники,  желая принять христианство: митрополит Киприан сам
крестил их, нарекши имена: Анания, Азария, Мисаил.
   Во главе  русской  церкви  по-прежнему  находятся   митрополиты;   но
деятельность их в описываемое время гораздо заметнее,  чем прежде;  тому
две  главнейшие   причины:   период   предшествовавший   характеризуется
господством  родовых  княжеских отношений и происходивших отсюда усобиц;
духовенство могло противодействовать этим усобицам,  утишать их,  но  не
могло  действовать  открыто  и  с успехом против причины усобиц,  против
господствующего  обычая:  мы  видим,  как  летописец,  лицо,  бесспорно,
духовное,  принимает  сторону  дядей  против  племянников;  таковы  были
господствующие представления о  праве  княжеского  старшинства  в  целом
русском  народе,  в  целом  русском  духовенстве;  если  бы митрополиты,
приходившие из Византии, и враждебно смотрели на такое представление, то
их мнение,  как чужеземцев, не могло иметь большого авторитета, и здесь,
именно в этой чуженародности митрополитов,  заключалась  вторая  главная
причина  их  не  очень  заметной  деятельности.  Другого  рода явлениями
характеризуется описываемое время;  оно  характеризуется  борьбою  между
старым и новым порядком вещей,  борьбою,  которая должна была окончиться
единовластием:  при  этой  борьбе  духовенство   не   могло   оставаться
равнодушным, оно должно было объявить себя в пользу того из них, который
обещал земле успокоение от усобиц, установление мира и порядка. Но кроме
этой  знаменитой  борьбы внимание духовенства,  митрополитов должны были
обратить на себя другие,  новые,  важные  отношения,  именно:  отношения
татарские, литовские и отношения к изнемогающей Византии, которые должны
были  принять  новый   характер.   Таким   образом,   важность   событий
описываемого  времени,  сменивших  однообразие и односторонность явлений
периода предшествовавшего,  событий,  имевших тесную связь с  интересами
церкви,  должна была вызвать духовенство к сильной деятельности,  и сюда
же присоединилось  теперь  то  важное  обстоятельство,  что  митрополиты
начинают являться русские родом;  действительно, нельзя не заметить, что
самая значительная деятельность в описываемое  время  принадлежит  троим
митрополитам из русских: Петру, Алексею, Ионе.
   Мы видели, что в Константинополе не согласились на разделение русской
митрополии,  на поставление особого митрополита  для  Северной  Руси  во
Владимир Клязьменский, но важное значение, с каким явилась Северная Русь
при Андрее Боголюбском и Всеволоде III,  заставило киевских митрополитов
обратить  на  нее  особенное  внимание  и  отправляться  во Владимир для
умирения тамошних князей с князьями  южными,  для  поддержания  согласия
между  двумя  половинами  Руси,  согласия,  необходимого для поддержания
единства и в церковном управлении.  После 1228 года и  после  татарского
разгрома,  когда  значение  Киева  и  Южной,  приднепровской  Руси  пало
окончательно,  митрополиты киевские и всея Руси должны были обратить еще
большее  внимание  на  Северную  Русь,  и  вот  под 1250 годом встречаем
известие о путешествии митрополита Кирилла II (родом русского) из  Киева
в Чернигов, Рязань, землю Суздальскую и, наконец, в Новгород Великий. Но
потом опять мы видим Кирилла  во  Владимире,  в  1255  и  при  похоронах
Александра  Невского  в  1263  году;  после  этого  он  ездил в Киев;  о
возвращении его оттуда летописец говорит под 1274 годом;  в том же  году
Кирилл  созывал собор во Владимире для исправления церковного;  наконец,
перед кончиною Кирилл является опять из  Киева  в  Суздальской  земле  и
умирает  в  Переяславле  Залесском  в  1280  году,  в  княжение Димитрия
Александровича,  но погребен в Киеве. Если мы на основании этих известий
и  не  имеем  еще права сказать,  что Кирилл перенес кафедру из Киева во
Владимир,  то по крайней мере видим,  что он несколько раз  является  на
севере, и очень вероятно, что он жил здесь если не долее, то столько же,
сколько и на юге;  и если Кирилл II  не  сделал  того,  что  обыкновенно
приписывается  митрополиту  Максиму,-  не  перенес  пребывания  с юга на
север,  то по крайней  мере  приготовил  явление,  необходимое  по  всем
обстоятельствам;   любопытно   также   известие   о  кончине  Кирилла  в
Переяславле Залесском:  здесь  мы  можем  видеть  также  необходимый  по
обстоятельствам  шаг  со  стороны  митрополита  всея Руси,  можем видеть
предпочтение города,  в котором живет сильнейший князь, городу, главному
только по имени.

назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка