XXXVII

Сентябрь-листопад

      Св. Симеон-Столпник (Летопроводец), в прежние времена приносивший на Русь день Новолетия, починает в настоящее время своим приходом последнюю, сентябрьскую, треть года. Первый месяц этой трети - сентябрь-листопад («вресень» - у малороссов, «грудень» - у словаков, «рюян» - у кроатов) дышит осенней свежестью, моросит мелким дождем ненастным, завывает-ревет осенними бурями (отчего и слыл некогда в народной Руси «ревуном»), - оправдывая этим старинные поговорки: «Батюшка-сентябрь не любит баловать!», «В сентябре держись крепче за кафтан!», «Считай, баба, осень с сентября по шапкам да по лаптям!», «В сентябре и лист на дереве не держится!» Начинается сентябрь-месяц бабьим летом, в некоторых местностях продолжающимся неделю (с 1-го по «Аспосов день» - 8-е число), по другим уголкам светлорусского простора захватывающим и целых две седмицы - с «Семена-дня» вплоть до Воздвиженья, 14-го числа. «Хвалилися бабы да бабьим летом на Семен-день, а того бабы не ведали, что на дворе сентябрь!» - подсмеиваются в ненастные дни сентября-листопада-деревенские краснословы над падкими до праздничанья бабами, но и сами не забывают, что у мужика, по народному присловью, «в сентябре-осеннике только те и праздники, что одне новыя новины».
      Сентябрь - конец полевых работ: остается во время него в поле разве одну «зябь зябить» (запахивать землю под пар, на весну), да жнивье выжигать, стадами утолоченное. О последнем и вспоминает деревня в поговорке: «В сентябре - огонь и в поле, и в избе». К 1-му числу сентября - последний досев ржи для самого неторопливого хозяина-пахаря. «Семен-день - севалка с плеч!» - говорят в народе, убежденном, что позже этого срока, установленного многоопытными и богобоязненными дедами-прадедами, и сеять грешно. «Семен-день -и семена долой!», «На Семен-день до обеда сей-паши, а после обеда на пахаря вальком маши!» - приговаривает посольский люд, провожающий об эту пору лето, встречающий осень, торопким шагом идущую на поля, орошаемые не одним дождем-росой, а и трудовым потом многомилионноголового правнука богатыря-пахаря Микулы-свет-Селяновича. В сентябре, в каждый ведреный день, гудит ток на гуменнике от цепов: спешная молотьба-«сыромолот» идет. «Сиверко, да сытно!» - замечает народ о сентябре в урожайные, благословенные Богом, годы: «Холодненек сентябрь-батюшка, да кормить горазд!» По меткому выражению русского пахаря, «выросшего на морозе», его, мужика, - «не шуба греет, а цеп-молотило». У него, по пословице, «покуда цеп в руках, потуда и хлеб в зубках»; плох тот молотильщик, о котором сложилось в народе крылатое словцо - «Не столько намолотил, сколько цепом голову наколотил!» Во время осенней молотьбы нередко среди деревенского люда можно и теперь еще услышать старые загадки об орудии, добывающем из колосьев хлеборобу-пахарю дар Божий. Вот некоторые из них, идущие от самой глубокой старины стародавней, являющиеся в то же время любопытными образцами народного звукоподражания: «Потату-потаты, токату-такаты, а яички ворохом несутся!», «Пришла кувахта, просит мутавта. На что тебе мутавта? Гоголя бить, младожа кормить!», «Бились кругом, перебились кругом, в клеть пошли - перевешались!», «Вверх турлы, вниз турлы - по тем турлам пройти нельзя!» (цепы).
      В сентябре, по примете, «всякое семя из колоса наземь плывет»: плохо тому хозяину, на свой горб худому работнику, у которого какое-нибудь зерно застоится на корню после Семена-дня не только в поле, но и на огороде. «Не время в поле жать, когда бабам по заполью впору льны стлать!» - говорит сельскохозяйственный опыт, проверенный годами да годами, - говоря, приговаривает: «Лен стели к бабьему лету, а подымай к Казанской!» (осенняя Казанская - 22-го октября), «Бабье лето - бабий праздник, бабьи работы!», «Кто о бабьем лете жать-косить пойдет, того не то что мужики, а и бабы засмеют!» По старинному поверью, к 1-му сентября последние запоздавшие к отлету за сине море ласточки спать на зиму в озера ложатся, - откуда в весеннее водополье, при первом взломе льда, все разом в поднебесную высь поднимаются. Черт в эту пору воробьев-домоседов, остающихся на Руси зябнуть зиму-зимскую, меряет четвериками: «сколько выпустит на волю из-под гребла, столько и разлетится по своим по застрехам, а всем остальным - тут и смертушка!» Семен-день - осеннее новоселье. «Счастливое новоселье - сухая осень, коли на Семена сухо!» - говорят старые, памятующие всякую примету люди. Начинаются с этой поры бабьи супрядки, посиделки да беседы. «Первые засидки - новый огонь в избе». В старину добывался из суха-дерева этот первый осенний огонь «засидочный», бережно хранился от вечера до утра, от утра - до вечера в продолжение всей осени и зимы, до самой весны, задувающей вечерние огни по деревням. В иных глухих местах Руси великой перед первыми осенними засидками и теперь еще с тлеющею головней в поле («на постать») ходят, - окуривают ниву в предохранение от всякого попущения, «от лиха, притки и призора». Но и этот обычай доживает свои последние-остатние дни. Много и других поверий, примет-обычаев связано в народной памяти с Семеном-днем (см. гл. XXXVIII).
      2-го сентября - «Федота и Руфины, не выгоняй со двора поутру скотину: выгонишь - беду нагонишь!» Потому-то придерживающиеся дедовских поверий хозяйки и не выпускают в этот день на пастьбу вплоть до полудня ни коров, ни овец. Следом за этим приметливым днем - Домнин, на который с утра до ночи прибирают бабы всякую рухлядь в доме, припасая себе этим благополучие и спорину во всем на целую осень. За св. Домною - Вавила-священномученик по народной Руси идет. «На Вавилу вилы празднуют - впусте лежат!» - говорят в народе. Но в этот же день - другой, большой (во многих селах храмовой-престольный) народный праздник: «Неопалимая Купина», в честь соименной с ним иконы Божией Матери. Поются в этот день по деревенским церквам молебны - общие и заказные, от усердия прихожан, верующих, что этими молебнами ограждаются не только их хаты и гумна от огня-пожара, но и сами они вместе со всей «скотинкой-животинкой» - от огня-молоньи. Помогает, по народному поверью, икона этого праздника и во время самого пожара: если, с верою, поднимать ее к пылающему зданию, то она от соседних построек огонь отводит. Во многих местностях 4-го сентября совершаются, с той же верою, крестные ходы вокруг сел-деревень. «Огню не верь», - говорит седая народная мудрость, - «от него только одна матушка Купина Неопалимая спасает!», «Огню Бог волю дал!», «Не топора бойся, а огня!», «Солома да дерево с огнем не дружатся!», «Не с огнем соваться к пожару!», «Огонь - не вода, пожитки не всплывают!» Не от одного пожара молят в народной Руси Купину Неопалимую: идет к ней молитва пахаря и от огневицы болести, и от антонова огня, и от огневика-летучего (сыпь). «Огонь-огонь, возьми свой огник!» - причитают в последнем случае, высекая огнивом над болящим искры из кремня: «Матушка Богородица, Купина Неопалимая, глубина необозримая! На болесть лютую призри, смертью не опали! Сирот не обездоль, утиши-уйми злую боль - на вековечные веки!»
      5-е сентября - день, посвященный памяти пророка Захарии и праведной Елисаветы, родителей Крестителя Господня, - считается счастливым для предсказаний. Памятуя об этом, многие суеверные люди посещают на него ведунов и знахарок, принося им разные новины деревенские - один от достатка своего, другие - от своей беды лихой. Через сутки после этого дня - «Луков день» (памяти преп. Луки). На него идет во многих местах торг «репчатым» луком - плетеницами. «Кто ест лук, того Бог избавит от вечных мук!» - гласит одно из сложившихся среди лукоторговцев изречений. «Лук - от семи недуг!», - вторит ему другое. За ним следует целый ряд в таком роде: «Лук с чесноком родные братья!», «Лук да баня все правят!», «В нашем краю - словно в раю: луку да рябины не приешь!» и т. п. Ходят в народной Руси и такие приуроченные к луку поговорки, о которых не всегда любят торгаши вспоминать, - как, например: «Луком торговать - луковым плетнем (мочалом) и подпоясываться (т. е. бедно жить)!», «Людской Семен, как лук зелен, а наш Семен -в грязи завален!»
      Существует поверье, что, если испечь хоть одну луковицу раньше, чем лук будет собран с огорода, то весь он посохнет. Потому-то зорко и сторожат огородники-лукари свои грядки от всякого злонамеренного человека, могущего причинить такое лихо. Загадки загадывают о луке такими словами: «Сидит тупка в семи юбках; кто ни глянет, всяк заплачет!», «Пришла панья в красном сарафане; как стали раздевать - давай плакать и рыдать!», «Сидит дед, многим, платьем одет; кто его раздевает - от радости слезы проливает!», «Стоит поп низок, на нем сто ризок; кто ни взглянет, всяк заплачет!», «Что без боли и печали приводит в слезы?», «Мех на меху, солдат наверху!» и т. п. Любители лука отзываются о нем с умилением: «Голо, голо, а луковку во щи надо!», «Вот тебе луковка попова, облуплена-готова; знай, почитай, а умру - поминай!», «Кому луковка облуплена, а нам тукманка не куплена!» Более всех считаются лакомыми на лук боровичане-новгородские, - «луковниками» так и слывут они в народной Руси. «Луку! Зеленого луку!..» - насмешливо кличут вослед и навстречу им на чужой стороне.
      За Луковым - Аспосов день, праздник Рождества Пресвятыя Богородицы, именуемый также и «Малой Пречистою» («Большая Пречистая» - праздник Успения). На него встречает народ с особыми обычаями «матушку-осенину». В старые годы в этот день сходилась к новобрачным родня богоданная и кровная, созывающаяся «навестить молодых, посмотреть на их житье-бытье, поучить уму-разуму». Угощались честные гости званые праздничным обедом, показывалось им - сытым-пьяным - все молодое хозяйство: рухлядь всякая во дому, жито в закрому, упряжь в сараях. Все это сопровождалось поднесением пива, - причем иные краснословы приговаривали: «Аспосов день - поднесеньев день. Лей, лей, кубышка! Поливай, кубышка! Пейте, гости, пейте - хозяйского добришка не жалейте!»
      За Малой Пречистого, в девятый день сентября-листопада, - чествуется Православной Церковью память святых Богоотец Иоакима и Анна. В этот не запечатленный особыми поверьями и обычаями в изустном простонародном дневнике, но твердо памятуемый убогими певцами - каликами перехожими день в посельской глуши еще и теперь можно услышать умилительное воспевание стиха духовного о «Христовых праотцах». Стих этот начинается цветистой запевкою: «Живоноснейший сад, одушевленный град, град богосозданный, его же украси Господь и возвыси, чтем лик богозванный, собор Богоотец и святых Праотец. Богопреображенный, песньми и хвалами, сердцем и устнами, первее рожденных». Затем - вслед за этим двенадцатистишным вступлением, идет длинный перечень имен, с приуроченными к каждому из них величаниями: «Перваго Адама, от Бога созданна, Того же руками праматере Еву, жизнь реченну, перву с дщерьми и сынами. Авеля претверды по смерти победы кровию гласяща; Сифа же преумна и благоразумна, письмены светяща; мужа благосерды Еноса надежды и со небопарным (воспарившим-вознесшимся на небо) великим Енохом, Ноем патриархом, всех нас отцем славным. Сима срамочестна, Афета пречестна, с теми иерари - Мелхиседек славный, Авраам преславный чтется патриарха. Чтет и Исаака верных душа всяка, с Наумом боговидным, с Иаковом бодрым, Иовом предобрым, долготерпеливым, дванадесяточтен лик благоукрашен патриарх святейших семя Авраамско, священие царско, бого-почтеннейших. Иосиф Прекрасный, в премудрости ясный, сониям провидец; Аарон священный и богоспасенный Моисей Боговидец; и Ор Добронравный, Веселеил славный...» В заключительном звене этой цепи имен поминаются: «Зоровавель драгий, Иосиф преблагий, Иоаким, Анна, Сарра и Ревекка, Мариам, Девора, с теми и Сусана». В безвестном, слившемся со стихийной народною творческой волною слагателе этого стиха, несмотря на значительные неточности, замечаемые в последнем, виден человек, сведомый в книжном деле, но и в то же самое время еще не вполне оторвавшийся от плодородной почвы народного миросозерцания.
      На 10-е сентября падает память св. Петра и Павла, епископов никейских. День этот слывет в народе «осенним Петро-Павлом». Старое поволжское ходячее слово замечает по этому поводу: «На Руси два Петро-Павла - большой да малый, летний (29-го июня) да осенний». И, - подобно тому, как, по уставу старых людей, блюдущих заветы отцов, разрешается с Петрова дня есть клубнику, землянику и другую ягоду, - с осеннего Петро-Павла можно рвать рябину, делающуюся с этой поры менее горькою, чем прежде. «Осенний Петро-Павел - рябинник!» - гласит крылатое слово народное, приговариваючи: «Выйдем на долинку, сядем под рябинку - хорошо цветет!», «Под ярусом-ярусом висит зипун с красным гарусом!» (загадка о рябине), «Не твоему, черна-галка, носу красную рябинушку клевать!» и т. д. Собирая и вывешивая пучками под крышу ягоду-рябину («чтобы прозябла-провяла, сахару понабрала»), деревенский люд всегда оставляет на каждом рябинном кусту часть ягод - на птичий зимний прикорм: «дрозду-рябиннику, снегирям краснозобам и всякой другой птичьей сестре-братье.» В этом высказывается трогательная любовь простого человека к матери-природе.
      За «Федориными вечорками» (11-м сентября) идет Корнильев день (12-го - память священномученика Корнилия-сотника). На него выдергивает-выбирает деревня последние (кроме репы) корневые овощи, начиная с картофеля, кончая хреном. «Корнильев день на дворе - всяк корешок в своей поре!» - говорит народ, прибавляя к этой примете: «С Корнилья корень в земле не растет, а зябнет!», «Корнилий святой - из земли корневище долой!» и т. п. По распространеному в подмосковной деревенской округе поверью, начиная с этого дня, змеи и всякие гады перебираются с полей в трущобы лесные, где и уходят в землю - до весеннего пригрева. Этот день - «канун постного праздника» Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня (14-го сентября). Воздвиженье - третья встреча осени (первая - на Семен-день, вторая на Малую Пречистую), «первые зазимки». Об этом дне и связанных с ним поверьях-приметах и обычаях ходит в народной Руси расцвеченный красными-крылатыми словами длинный сказ, стоящий наособицу ото всех других. Бабьему лету - конец. «Со Воздвиженья осень к зиме все быстрее движется!» - замечают деревенские погодоведы, но сами же и добавляют к этому: «Воздвиженские зазимки еще не беда, - что-то скажет Покров-батюшко (1-е октября)!» В этот праздник по многим местам рубят капусту - с песнями да с угощеньем. «Здвиженье-капустницы!» - говорят о нем в народе.
      Следом за Воздвиженьем-праздником - день Никиты осеннего. Осенний Никита (вешний - 3-го апреля) зовется в посельском быту «гусепролетом», «гусятником», «репорезом». Ломающий сентябрь пополам Никитин день в просторечьи слывет «гусарями». «Пришли Никиты-гусари, гусей смотри!» - подает совет хозяйственный опыт:
      - «До Никиты-гусятника гусь жиру нагуливает, после Никиты прогуливает!» 15-е сентября - праздник гусятников. В старые годы на него соблюдалось немало любопытных, в пережитке уцелевших и до наших дней обычаев. С незапамятных пор держали на Руси гусей, не только для хозяйства (на убой), но и «для охоты». Гусиная охота была издавна одною из любимейших забав на Москве Белокаменной, да и по другим исконно-русским местам. Гусаки-бойцы откармливались совершенно особо ото всех других гусей и - наметавшиеся в своем боевом деле - ценились на большие деньги, составляя похвальбу-гордость хозяина-охотника. Твердо памятовали русские люди, что «делу - время, потехе - час». Никита-гусятник был для многих часом потехи. Обхаживали в этот день любители гусиного боя друг друга. Собиравшиеся в обход запасались мешочком с пшеницею. При входе стучали они в дверную притолоку, особым причетом очестливым вызывая хозяина показать «охоту». Хозяин приглашал гостей дорогих на загородь, где жила-оберегалась у него «гусиная свора». Сопровождая гостей, он не забывал угостить их доброю чаркой вина из предусмотрительно захваченной сулеи. Пили гости, рассыпали гусям пшеницу. Желая выказать особо-дружеское расположение к кому-либо из гостей, хозяин дарил ему гуся. Получивший подарок должен был отдарить его тем же. Подаренный гусь передавался из полы в полу при троекратном целованье и уверениях в нерушимой дружбе. Целый день ходили гусятники-охотники из дому в дом. Вечером все гурьбой шли - зваными гостями - на пирушку к самому богатому и тороватому из своей братии, заранее предвкушая ничем для них не заменимое удовольствие гусиного боя. В таком доме стояла на столе круговая чаша с зеленым-вином или медом сыченым. Каждый гость, входя, пригубливал эту чашу и клал на стол калач - «гусям на новоселье». Когда собирались все званые-прошеные, хозяин вносил в горницу пару убранных красными лентами лучших гусей-бойцов из своей охоты. Гусей этих обрызгивали медом, пили над их головами мед и зелено-вино. Во время боя бились об заклады, - причем бывало и так, что разгоряченные спором охотники вступали чуть не в рукопашную, совершенно забывая о мирной-праздничной цели своего веселого прихода.
      Во времена барщины было в обычае на осеннего Никиту подносить боярам от каждой вотчины гуся с гусынею. Делали это выборные старики. Подносимая гусыня накрывалась красным платком; гусь подносился со льняной плетенкой на шее. Барская семья встречала челобитчиков в сенях и приказывала угостить их вином. Этот обычай соблюдался еще в 40-х - 50-х годах. По народному поверью, гусей стережет, ото всякого лиха оберегает Водяной. Памятуя об этом, еще в недавние времена считали гусехозяева необходимым «задобрить дедушку» в ночь под Никитин день. Для этого носили на реку нарочно откармливавшегося «жертвенного» гуся, отрубали здесь ему - с особым причетом - голову и, обезглавленного, бросали в воду, упрашивая речного хозяина принять подарок, не гневаться и не оставлять гусей береженьем на будущее время. Голова жертвенного гуся относилась на птичий двор, из опасения, чтобы Домовой, ведущий всему счет «по головам», не проведал о сделанном Водяному подарке и не прогневался бы, в свой черед, на это. С Никиты-осеннего начинают бить гусей на продажу. По селам-деревням принимаются об эту пору ездить барышники-торгаши - приглядываться к гусям, прицениваться. - «Все - гусь: были бы перья! Чайка - гусь и ворона - гусь!» - приговаривают они, сбивая цены один перед другим. «Гусей перебьем - все дыры (в хозяйстве) позаткнем!» - думается в это время продавцам; а случается порою и так, что мужик, доверившийся неутешительным вестям краснобая-торгаша, по пословице - «За курочку гуська отдаст (продешевит)». «Одним гусем поля не вытопчешь!», - оправдывает он свою торопливую доверчивость, - «Птице теленка не высидеть!» и т. д. На Никитин день примечают по гусям о предстоящей погоде. «Спросили бы гуся: не зябнут ли ноги?» - говорит деревня, уверяя, что гусь лапу поджимает - к стуже, стоит на одной ноге - к морозу, полощется в воде - к теплу, нос под крыло прячет - к ранней зиме. Дикие гуси с 15-го сентября свой гусепролет начинают: высоко летят - к дружному да высокому половодью вешнему, низко - к малой весенней воде.
      Гусятник-Никита слывет в народе и «репорезом»: с него принимаются репу дергать в поле. «Уж видать мужика по репе, что подошли репорезы!» - говорится в деревенском быту: «Не дремли, баба, на репорезов день!», «Горох да репа - завидное дело: кто идет, всяк урвет!» и т. д. О репе есть немало загадок. Вот несколько наиболее метких из них: «В землю крошки - из земли лепешки!», «Сама клубочком, а хвост под себя!», «Сверху зелено, посередке толсто, под конец тонко!», «Кругла, да не девка; с хвостом, да не мышь!», «Шибу-брошу шибком - вырастет-повырастет дубком!». Через день после Никита-гусятника-репореза - «всесветныя бабьи имянины»: 17-е сентября, день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии. Народное слово отметило эти имена в прибаутках: «Бабушка Надежа, на чужое-то надейся, да свое паси!», «Надейся, Надежда, на добро, а жди - худа!», «Люба парню девка Любаша - к венцу, а не люба - к отцу!», «Хоть и Любовь, да не люба!», «И Вере не поверю, коли сам не увижу!», «Нет вернее Веры, когда спит!», «Не одна Софья по тебе сохнет, да все еще не высохла!»
      18-го сентября - Иринин день. «Три Арины в году живут!» - говорит народ: «Арина - разрой-берега (16-го апреля), Арина-рассадница (5-го мая) да Арина - журавлиный лет (осенняя)». В день памяти последней - по старинной примете - «отсталой журавель за теплое море тянет». Если летят на Ирину журавли, то на Покров надо ждать первого мороза; а если не видно их в этот день, раньше Артемьева дня (20-го октября) не ударить ни одному морозу. Во многих деревнях Тульской и других смежных губерний посылают ребят за околицу - следить журавлей. Завидев стаю, детвора принимается выкликать: «Колесом дорога, колесом дорога!» Этот выклик, по словам старух, может заставить журавлей вернуться на болотину и тем задержать приближение заставляющей вспомнить о шубе да о печке зимней стужи. «За Ариною - Трофим», - гласит изустный простонародный дневник, прибавляя к этому: «На Трофима не проходит счастье мимо: куда Трофим - туда и оно за ним!» Потому-то и стараются заневестившиеся девушки красные пристальнее обыкновенного приглядываться к полюбившимся им парням - на Трофимовых вечорках. 19-го сентября, кроме святого мученика Трофима, вспоминается Церковью еще святой Зосима, соловецкий пустынник, один из покровителей пчелы-работницы (второй ее покровитель, св. Савватий, чествуется 27-го сентября). С молитвою к этому угоднику Божию принимаются пчеловоды за уборку в омшеники ульев в северной и средней полосе России; в южных губерниях оставляют ульи обдуваться ветерком на пчельнике до свята-Савватиева дня.
      20-го сентября - «Астафьевы ветры», день св. великомученика Евстафия Плакиды. Без малого по всей Руси великой наблюдают в этот день за течением ветров, стараясь по нему предугадать погоду. «На Астафия примечай ветер», - подает свой голос народная мудрость: «северный - к стуже, южный - к теплу, западный - к мокроте, восточный - к ведру!». На Онеге - «В Астафьев день шеловник (юго-западный ветер) - разбойник (производит бури)!» О ветре ходит по народной Руси многое-множество поговорок, сказов, поверий и загадок. Не сосчитать сразу и названий-имен, данных ему народом! Но и по немногим примерам, почерпнутым в неисчерпаемом кладезе могучего слова народного, возможно понять, как смотрит народ на эту стихию природы. «Выше ветра головы не носи!» - говорят, например, заносчивому-спесивому человеку: «Против ветра не надуешься! Ведрами ветра не смеряешь! За ветром в поле не угонишься!»... «Спроси у ветра совета: не будет ли ответа!» - замечают доверчивому верхогляду. «Кто ветром служит, тому дымом платят!» -определяют человека, не приобретшего доверия. - «Не верь ветру в море, коню в поле, а жене в воле!», «На ветер надеяться - без помолу быть!», «Ветер буйный взбесится - и с бобыльей бедной хаты крышу сорвет!». Вслед за Астафьевыми ветрами - «Кондрат с Ипатом помогают богатеть богатым», 22-е число - день пророка Ионы и Петра-мытаря. В этот осенний день в народе считается за грех есть рыбу, - вероятно, в воспоминание о пребывании пророка, чествуемого Церковью, во чреве китовом («чудо-юдо-рыба-кит»). О лошадях, страдающих «мытом» (слизетечение - вроде сапа), служат крестьяне молебны св. Петру-мытарю. Через сутки - «Феклы-заревницы» (24-е сентября). С этой поры день убывает-убегает уже не куриными шагами, а лошадиными; ночи становятся темным-темнешеньки, зори - все багрянее. В старину с Феклина дня начинались у бояр «замолотки», топились первые овины, - причем вокруг них собирались молотильщики и, при зареве зажженных костров, проводили ночь в песнях. На замолотках угощали молотильщиков кашей с маслом, - угощали, приговаривали: «Хозяину хлеба ворошок, а молотильщикам каши горшок!» После молотьбы, закончив свой «урок», шел рабочий люд на боярский двор, где подносилась ему («Пей - сколько выпьется!») брага пенная.
      «Если выпадет первый снег на Сергиев (25-го сентября) день, установится зима - на Михайлов (8-го ноября)!» - говорят в народе и далеко не всегда ошибаются. По примете, первый снег выпадает за сорок дней до настоящей зимы. От Сергеева дня снег, по словам наблюдательных людей, выпадает в продолжение «четырех семин (недель)». Св. Сергий, Радонежский чудотворец, пользуется большим почитанием в народной Руси, - молитва, обращенная к нему, исцеляет «от сорока недугов».
      Сентябрь успевает к этому времени отряхнуть последнюю зеленую, раззолотившуюся красу с деревьев. Остается всего пять дней до назимнего месяца октября, богатого свадьбами-пирами деревенскими, не любящего «ни колесу, ни полоза». Со стороны октября на отходящий к покою сентябрь-листопад «через прясла глядит» Покров - первый зимний праздник («зазимье веселое»), нередко покрывающий грудь земную снегами белыми-пушистыми.
     


К титульной странице
Вперед
Назад