Чужие дневники. Имеет ли моральное право исследователь на исходе XX столетия придать гласности личные записи полувековой давности. Да, имеет, ибо характер этих записей в целом общественный. В них дух и мораль тоталитарной эпохи, борьба старого и нового, конфликт "отцов" и "детей". Все это существует на фоне жизни провинциального Устюга, переплетаясь, рождая и разрешая многочисленные социальные конфликты. Дневник сотрудника Великоустюгского музея Екатерины Васильевны Кукановой 1936-37 гг. как нельзя лучше подтверждает эту непреложную истину.
Подлинник записей хранится у бывшего директора Великоустюгского музея-заповедника И.В. Добрыниной. Настоящее издание подготовлено по ксерокопии рукописи. Публикатором допущены некоторые незначительные сокращения, не имеющие прямого отношения к основному повествованию. Сокращены сказки Е.В. Кукановой, которые предполагается опубликовать впоследствии.
Обратимся к личности автора записок. Вот автобиографические строки, датированные 31 марта 1937 г.: "Тебе 27 лет, юность твоя прошла. Наступил период сознательной зрелой жизни,.когда иллюзии о розовых Сказках и неоформившиеся желания чего-то великого и неизведанного отошли, вместе с юностью. Жизнь предстала в ее голой правде, с повседневной работой, заботой о человеке, с сознанием обязанностей перед коллективом, Советской страной. Скажи, ты полностью знаешь свой дальнейший путь желаний? Да, Знаю!"
Вместе с автором записок на страницы дневника попали директор музея Н.Г. Бекряшев, его зам. В.В. Комаров, сотрудница Е.С.Мансветова (Елена). Очень много внимания уделено молодому человеку В.А. Владимирову, активно сотрудничавшему в те годы с устюгским музеем. 'Вероятно, Екатерина Куканова была неравнодушна к этому человеку. Они вместе ездили в экспедиции (4-21.XII.36). Ему посвящается одна из сказок, Е.В. Кукановой, радостные, горькие и даже ревнивые страницы дневника. Мораль превыше чувств: В.А. Владимиров был женат, и автор дневника тщательно скрывает свои даже платонические чувства. Впрочем, шила в мешке не утаить (8.XI.36, 14-21.XII.36, 2.Х.37.).
На страницах рукописи живут многие устюжане. Как правило, герои повествования не только названы по именам. Они должностные лица и легко узнаются по конкретным делам своей деятельности. Все названные фигуры в дневнике Е.В.Кукановой строго статичны. Одни плохие, другие хорошие, третьи "застойное болото" (27.XI.37). Это не случайно, ибо автор, по собственному признанию, "очень разнообразна в отношении к людям; всех надо посмотреть, может, отогреть лаской, может, поднять на дорогу, может, отругать, может, объявить борьбу". Слово "борьба" как бы пронизывает страницы дневника, завершая его сталинскими строчками: "Надо учиться, любить трудовой народ, быть беспощадным с теми, кто мешает строить коммунизм" (21.XII.37).
Екатерина Куканова, как и многие ее молодые современники, взращена на идеях коммунизма. Она искренне восхищается Сталиным (25.XI.36, 10.XI.37, 20.XII.37), почитает ВКП(б) за образец всего лучшего, сопереживает испанским республиканцам, обороняющим Мадрид от войск генерала Франко (8.X. 36, 8.XI. 36, 13.XI.36). Внешнеполитическое кредо Екатерины Кукановой выражено в самом начале дневника: "Счастье будет только тогда, когда будет уничтожен капиталистический мир" (2-Х.36), а потому "дело испанских трудящихся - это дело всех нас, советских граждан... Нельзя СССР стоять вне этих событий, необходима помощь воен-ная" (2.Х.36). "...возможна война, но и давать кровью обливаться беззащитной Испании трудящимся, тоже вне сил у каждого честного человека. СССР - это честный человек"(8.Х.36).
"У кого больше сердце болит?" - вопрошает на страницах рукописи автор дневника. И отвечает примерами о сдаче сумм добровольной помощи испанским борцам-революционерам. Но что это? Оказывается в Устюге далеко не все с энтузиазмом сдают интернациональный оброк. Вот и учителя в школе не так щедры, как хотелось бы Кукановой, дай "музейные тузы Бекряшев и Комаров",' те вообще "внесли" - в кавычках, т.е. просто откупились, не дать было нельзя. А вот верх политической близорукости и мещанства. В очередях за хлебом устюжане говорят: "...все Едрид съел", - это они Мадрид называют "Едридом" (17.1.37.) И только Володя Владимиров все понимает правильно: "Я, может быть, тоже хочу быть там, на фронте" (12.Х.36).
Тема партийной принципиальности в дневнике многопланова. Это и справедливое осуждение "коммунистических штучек" из местного райкома, которые прочно усвоив номенклатурные принципы, даже подарки к 7 ноября для детей раздают "одним в большом количестве, другим в маленьком" (10.XI.37) в зависимости от поста родителей. Показателен в этом отношении пример с женой секретаря райкома ВКП(б) Драчева, которая вместо себя послала в помощь колхозу осенью 1937 г. домработницу, "называя ее прислугой" (19.01.37). Нельзя не согласиться с тезисом автора "А если будет война, где потребуется борьба не на фронте уборки урожая, а на фронте защиты завоеваний трудового народа, то тоже будет послана "прислуга"? Грустно. Драчева позорит имя члена партии". (Там же). Е.В. Куканова рисует в целом убедительную картину жизни советского и партийного аппарата в Устюге. Ей, молодой и принципиальной, крайне обидно недоверие окружающих. Она ищет и находит в трудах Ленина и Сталина цитаты о принципиальности, твердой позиции, умении говорить даже горькую и тяжелую правду (21.XII.37) и, безусловно, следует им. Как следствие, ей высказано недоверие людьми, которые, по мнению автора дневника, сами далеко не являются идеальными коммунистами. "О, если бы Ленин и Сталин знали всю ту безобразную историю, что делают со мной устюгские блюстители порядка, то все они оказались бы сидящими на скамье подсудимых, как вредители, враги народа..." (1.Х.37). "Кто заступится? Никто из устюгских. Единственно буди кто -либо из честных из НКВД" (27.Х1.37). На наш взгляд, это очень важная реплика. Она может объяснить, почему человека, которому уже не доверяли, сняли с ряда общественных должностей, миновал ужас сталинской карательной системы.
1937 год. Суд над Радеком, Пятаковым, смерть Орджоникидзе, в которой, Куканова, не зная истинных обстоятельств дела, вслед за официальной пропагандой винит Пятакова. "Противно, рука не дрогнет расстрелять таких"(28.1.37). Как резонанс общесоюзных событий - аресты в Устюге. "Бывшие блюстители порядка Драчев, Меньшиков, Камлин оказались врагами народа... Весь состав бюро райкома партии распущен пленумом за подхалимаж. Внутри радость - наконец-то Драчев разоблачен" (27.Х1.37). Политическую тему венчает в рукописи описание выборов 1937 года. Впрочем, это не более чем лубочная картинка, характерная, в общем, и для совсем недавних времен.
Большой интерес вызывают помещенные в рукописи' бытовые сцены из жизни Устюга и района. Очень ярко, с искренней болью описан неурожай 1936 г. и возникшая в связи с ним нехватка кормов и продовольствия (14-21.XII.36, 17.XII.36, 17.1.37, 19.1.37), трудности, связанные с уборкой обильного урожая 1937 г. (10.IX.37, 21.XII.37). Любопытная бытовая зарисовка о переходе цыган к труду (6.Х.37).
Самым важным разделом дневника служат, на наш взгляд, записи о музее и музейных сотрудниках. Здесь опять налицо конфликт. "Геолог-невежда" (17.II.37). Екатерина Куканова против "музейных стариков" Бекряшева и Комарова". В статьях о древнехранилище и музее северодвинской культуры, помещенных в настоящем сборнике, уже рассказывалось об этих людях. В дневнике Кукановой Комарову и Бекряшеву дана противоположная, уничижающая характеристика. "Низкая, подлая, самовлюбленная натура, которая живет приспособленчеством и затаенной ненавистью к людям" (Комаров). "Бекряшев, директор музея. Сволочь -моя марка ему. Это второй самовлюбленный тип, но менее умный, чем Комаров" (17.1.37). Кукановой верно подмечены нелюбовь Н.Г. Бекряшева к канцелярии (17.1.37), неуважение к музейному комиссару (заму из пропагандистов райкома), присланному для укрепления музея. "Пусть работает над перепиской, лишь бы мне не мешал" (4.11.37). По ее разумению, "музей с его директором-ребенком на старости делает ошибки" (27.Х1.37); берет на работу специалистов с "магистерским" дипломом, не уделяет внимания политучебе в предверие выборов, травит ее, молодого сотрудника. "Мечтают старики от меня отделаться. Мотивы подходящие ищут. Смотрят как на неспокойную сварливую приживалку, выносящую сор из избы (6.11.37). 20 февраля 1938 года Н.Г. Бекряшев был арестован (подробнее об этом см. статью Л.Н. Сыроватской). В 1941 г. скончался В.В. Комаров. У нас нет дополнительных фактов, позволяющих объединить данные дневника Е.В. Кукановой и ответить, кто был повинен в аресте Н.Г. Бекряшева, нанеся тем самым огромный удар по краеведению в В.Устюге. Возможно, ответ или намек на него находились в дневнике, но несколько страниц и абзацев впоследствии были уничтожены.
Дневник Е.В. Кукановой предназначался потомкам. Выправленная рукопись долгое время лежала в музее, в ящике стола. Наверное, Екатерина Васильевна хотела, чтобы заинтересованные лица в будущем прочли записки и рассудили ее. Помните, у Цицерона: "О tempora о mores!" Пожалуй, это лучший эпиграф к дневнику Е.В. Кукановой.
А.В. Быков (г. Вологда)