ученица 10 класса, Детско-юношеский центр «Школа традиционной народной культуры» г. Вологды
Научный руководитель - методист ДЮЦ «ШТНК» Екатерина Юрьевна Мельникова
ОБРЯД ПОХОРОН МУХ В ОСЕННИЕ ПРАЗДНИКИ
В ВОСТОЧНЫХ РАЙОНАХ ВОЛОГОДСКОЙ ОБЛАСТИ
В традиционной народной культуре образы многих насекомых связываются с представлениями человека о них, как о душах предков. Насекомые олицетворяли определенный образ в древних цивилизациях, с ними были связаны приметы, которые бытуют и в настоящее время.
«В числе синантропных животных (обитающих возле человека) заметное место занимают мухи... Например, в Шотландии моряки-рыбаки верят, что если муха упала в стакан с вином – быть хорошему улову. В Африке негры из племени массаев верили, что души умерших предков переходят в любое животное. Чаще всего они переселяются в мух, и поэтому мух там нельзя убивать и даже нельзя от них отмахиваться»1.
В различных мифологиях, муха представляется как воплощение назойливости, нечистоты, зла, моровой язвы, греха. «У древних евреев муха считалась нечистым насекомым и не должна была появляться в храме Соломона»2.
В традиционной культуре русских муха также является участницей обрядов календарного цикла. Особенно интересным выглядит обряд похорон и выгона мух.
Данный обряд привлек внимание исследователей еще в XIX в. Писателем и этнографом С. В. Максимовым был описан обычай похорон мух на севере России. Этот обычай он называл «потешным». Этнографический материал, записанный Максимовым, выглядит так: «Похороны устраивают девушки, для чего вырезывают из репы, брюквы или моркови маленькие гробики. В эти гробики сажают горсть пойманных мух, закрывают их и с шутливой торжественностью (а иногда с плачами и причитаниями), выносят из избы, чтобы предать земле. При этом во время выноса кто-нибудь должен гнать мух из избы «рукотерником» или полотенцем и приговаривать: «Муха по мухе, летите мух хоронить» или: «Мухи, вы, мухи, комаровы подруги, пора умирать. Муха муху ешь, а последняя сама себя съешь». Максимов отмечает, что детали обряда везде одни и те же, однако «кое-где вместо рукотерника советуют изгонять мух штанами, в полной уверенности, что это средство неизмеримо действеннее, т. к. муха, выгнанная штанами, навсегда теряет охоту возвращаться в избу снова». Максимов пишет, что «обычай хоронить мух, тараканов и клопов практикуется не только на Семенов день, но и на Воздвиженье, и на Покров, и на некоторые другие праздники»3.
В 1880 г. собиратель Забылин так описывает исследуемый обряд: «Летопроводец (Семенов день) считается днем, с которого оканчивается существование мух, тараканов, клопов и других насекомых. По этому случаю в некоторых местах, так, например, в Серпухове и Туле, существовало обыкновение в этот день хоронить мух. Для сего девушки и молодые женщины делали из свеклы и редьки коробочки или гробики и хоронили мух, а в Туле в щепах хоронили тараканов и притворно плакали, разодетые как можно лучше, это служит хорошим случаем молодым людям высматривать невест и засылать сватов»4.
Столетие спустя, в 1990 г. вышла в свет книга «Круглый год. Русский земледельческий календарь». Сведения, записанные Максимовым, составитель книги А. Ф. Некрылова дополняет следующим замечанием: «Обряд этот сопровождался специальными песнями:
Таракан дрова рубил,
Комар водушку носил,
В грязи ножки увязил.
Вошка парилася
Да ударилася
Ненароком –
Правым боком:
Ребро вывихнула.
Клопы подымали,
Живот надорвали.
(Тверская губ.)
Далее А. Ф. Некрылова пишет: «Уже в конце прошлого (XIX) столетия песни эти, в большинстве своем, стали восприниматься и исполняться или как детские потешки, или как шутки-небылицы, а сам обряд превратился в забаву, веселую игру»5.
Современный этап изучения данной темы зафиксирован в региональных этнографических изданиях: «Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь»6, «Календарные обряды и фольклор Устюженского района»7, «Праздники и обряды Череповецкого района в записях 1999 года»8, «Духовная культура Северного Белозерья. Этнодиалектный словарь»9. Первая книга знакомит читателей с обрядом похорон таракана в Шацком районе Рязанской области, следующие три – с похоронами мух в контексте обряда дожинок в трех западных районах Вологодской области.
Следует отметить, что обряд похорон таракана, описанный в Шацком этнодиалектном словаре, мог содержать закапывание в землю или снег настоящего насекомого и был приурочен к осеннему заговенью на Филипповский пост, а мог «перекликаться с распространенными в других местах России святочными или масленичными сценками с «отпеванием покойника» или троицкими обрядами «похорон Костромы»10. Автор статьи «Таракана хоронить» И. А. Морозов пишет, что «обычай хоронить осенью мух и тараканов был известен во всех регионах России. Он мотивирован представлениями о связи насекомых с душами умерших родственников и персонажами низшей демонологии... Выпроваживание или символические похороны насекомых... приурочивались к первому сентября (Семенов день). В Шацком районе мух могли выгонять из дома на осеннего Егорья»11.
Исследователь Ю. А. Кривощапова в статье «Домашние насекомые-паразиты в языке и фольклоре», описывает обряд похорон мух как ритуальное их изведение в форме имитации похорон. Ритуальное изведение характеризуется как интерактивный признак (свойство), «привнесенный в культурный портрет насекомых в результате активного взаимодействия человека с этими животными и переосмысления их действительных особенностей»12.
В энциклопедическом словаре «Славянская мифология» этнограф С. М. Толстая указывает: «Широко распространены похороны животных, птиц и насекомых - кукушки, соловушки, воробья; мух, пауков и тараканов, клопов, вшей». Кроме того, составитель статьи дает такое объяснение обряда: «[Похороны животных] - это магический ритуал, воспроизводящий погребальный обряд. Имеет охранительный или «отгонный», реже – продуцирующий характер»13.
Для описания обряда похорон и выгона мух мной выбран материал, зафиксированный в экспедициях ДЮЦ «Школа традиционной народной культуры» в четырех восточных и одном центральном районах Вологодской области: Бабушкинском, Нюксенском, Тотемском, Кичменгско-Городецком, Верховажском.
Бабушкинский район
Когда выжнут на дожинках, выгоняли мух: ходили по избе с березовым веником и приговаривали: «Кышьте мухи вон, я сама пришла домой, вы лето летовали, а нам зиму зимовать, вас не надо нам», потом отворяли двери (Юрк., Юркино). Зачин приговора мог быть таким: «Уж-те мухи вон, пришла хозяйка в дом, уж-те мухи вон, пришла хозяйка в дом, вам лето летоватъ, мне зиму зимовать». (Бер., Воскресенское). Слова произносили три раза.
Ветку березовую выламывали, открывали окна, кричали: «Пшите, мухи, вон, пришла хозяйка в дом, вам лето летоватъ, нам зиму зимовать», они и улетали в окошко (Вел., Великий Двор, ШТНК: 871-16). Березовые ветки из веника по всем углам бросали (Бер., Воскресенское).
По описанию, для выгона мух использовали ржаной веник (Бер., Васильево), полотенце (Бер., Васильево), тряпку (Бер., Васильево), женский фартук, платок (Юрк., Петухово).
Иногда дожинки совпадали с Семеновым днем:
Мух прогоняли в Семенов день, когда все выжнут. Веник березовый наломают и дома приговаривают:
Кыште, мухи, кшыте, блохи,
Кыште, малые ребята,
Нам зиму зимовать,
А вам лето летоватъ,
Уходите из дому.
(Бер., Борисово)
Кшыте мухи, блохи, вон,
Тараканы пошли вон,
Пришла хозяйка в дом,
Вы лето летовали,
А нам зиму зимовать.
(Бер., Горка)
Интересен факт обращения к «малым робенкам» в момент выгона:
Идет бабушка, несет такую кучу виц и нас выганивает:
Кышьте, мухи, тороканы,
Малые робенки.
(Миньк., Комсомольский)
Мухи, вон, тороканы, вон,
Малые робенки вон –
Идет хозяйка в дом!
(Миньк., Миньково)
Нюксенский район
14 сентября отмечали Семенов день. На Семена закапывали в землю мух: «Надо живую муху сохватать и в землю похоронить». Хоронила хозяйка: «Возьмешь лапоть, пойдешь муху хоронить этим лаптем и машешь эдак - отпеваешь» (Уфтюгский сельсовет, записано в июне 1995 г.)
Тотемский район
В Семенов день 14 сентября хоронили мух. Приносили последний овсяный сноп. Хозяин дома выгонял снопиком мух через окно. Снопиком машут и говорят: «Идите, мухи, вон, идет хозяин в дом!» Этот снопик потом ставили в красный угол. Он стоял до Покрова. В Покров этот снопик скармливают скотине, чтобы, та была весь год сыта. Муху хоронят в коробочку (спичечную), закапывают в земельку в угол дома (Никольский сельсовет, записано в июне 1999 г.).
Кичменгско-Городецкий район
Ловили мух и хоронили на улице: «Выроешь дирку да тут опустишь». Говорили такие слова: «Вот, муха, теперь не будешь летать» (Сар., Павлово).
Раньше хоронили мух: у сутного угла «попорхают земли» (выроют неглубокую ямку) и хоронят (Троф., Сармас).
Тарногский район
Старухи раньше передавали друг другу, что был такой день. В этот день мух хоронят (Верховск., Кузьминская).
Верховажский район
В Семенов день хоронили мух: «Живую муху надо похоронить» (Нижн., Другосимовская).
Таким образом, чаще всего обряд похорон мух совершался в Семенов день (14 сентября), а выгон - на дожинках; участниками обряда в основном были женщины; выгон мух чаще всего производился либо последним сжатым снопом (овсяным), либо березовым веником. Погребение насекомого иногда происходит напротив сутнего (красного) угла дома. В большинстве случаев момент похорон сопровождается приговором; тексты приговоров на выгон и на похороны оказались идентичны.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Заянчковский И. Ф. Животные, приметы и предрассудки. - М.: Знание, 1991. - С. 150.
2 Топоров В. Н. Муха // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. - М.: Рос. энциклопедия, 1997. - Т. 2. - С. 188.
3 Максимов С. В. Крестная сила. Нечистая сила. Неведомая сила: Трилогия. - Кемерово: Кемеровское кн. изд-во, 1991. - С. 132.
4 Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. Репринтное воспроизведение издания 1880 г. - М.: Книга Принтшпот, 1990. - С. 103.
5 Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост., вступит, ст. и примеч. А. Ф. Некрыловой. - М.: Правда, 1991. - С. 338-339.
6 Морозов И. А. Таракана хоронить // Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь / Авт.-сост. И. А. Морозов, И. С. Слепцова и др. - Рязань, 2001. - С. 393.
7 Календарные обряды и фольклор Устюженского района / Сост. А. В. Кулев, С. Р. Кулева. - Вологда. 2004. - С. 118.
8 Праздники и обряды Череповецкого района в записях 1999 г. / Сост. А. В. Кулев, С. Р. Балакшина. - Вологда: Областной научно-методический центр культуры, 2000. - С. 42
9 Духовная культура Северного Белозерья: Этнодиалектный словарь. - М.: РАН Ин-т этнологии и антропологии, 1997. - С. 349-350.
10 Морозов И. А. Таракана хоронить... - С. 393.
11 Там же.
12 Кривощапова Ю. А. Домашние насекомые-паразиты в языке и фольклоре // Живая старина. - 2005. - №4. - С. 40-43
13 Толстая С. М. Похороны животных // Славянская мифология: Энциклопедический словарь. 0150 М.: Эллис Лак, 1995. - С. 319.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Бер. – Березниковский с/с Бабушкинского района
Верховск. - Верховский с/с Тарногского района
Вепр. - Вепревский с/с Вологодского района
Кубен. – Кубенский с/с Вологодского района
Кулиб. - Кулибаровский с/с Бабушкинского района
Миньк. - Миньковский с/с Бабушкинского района
Нижн. - Нижнекулойский с/с Верховажского района
Сар. - Сараевский с/с Кичменгско-Городецкого района
Троф. - Трофимовский с/с Кичменгско-Городецкого района
Юрк. - Юркинский с/с Бабушкинского района
ученица 10 класса Пяжелской средней общеобразовательной школы
Научный руководитель - учитель русского языка и литературы
Наталья Викторовна Куимова
ИМЯ Н. М. РУБЦОВА НА БАБАЕВСКОЙ ЗЕМЛЕ
Поэт «неожиданный и долгожданный», предпочитающий «в творческом отношении» темы «Родины и путешествий», покинув в отроческом возрасте малую свою родину - село Никольское Тотемского района Вологодской области, Рубцов вышел в океанские просторы и окунулся в суету городов. В странствиях Н. М. Рубцов получил необходимые для поэта разнообразные впечатления, обрел чувство истории и жизненного пути. Волею судьбы за свою короткую жизнь Рубцов побывал в Тотьме, Соколе, Шексне, Липином Бору, Вологде, Ленинграде, Москве, Архангельске, Ташкенте, Кировске, Приютине, Североморске, Барнауле, Рязани. Несколько раз поэт посещал и Бабаевский район.
Сведения о пребывании Н. Рубцова на бабаевской земле, содержащиеся в краеведческой литературе, фрагментарны. Полное представление о связи поэта с этой землей на основании опубликованных данных составить трудно, если вообще возможно. Между тем создать такую картину необходимо по ряду причин. Известный критик В. Белков пишет: «В биографии Рубцова есть еще белые пятна. Одно из них - 1967 год». Нам удалось собрать сведения о пребывании Рубцова весной 1967 г. на территории Бабаевского района и хотя бы отчасти заполнить одно из белых пятен в представлениях о поэте. Этот материал вносит ряд дополнений и уточнений в летопись жизни и творчества Рубцова.
Жизнь людей талантливых, ярких всегда вызывает интерес любознательной публики. Но когда заходит речь о воспоминаниях, нередко возникают вполне оправданные сомнения: насколько они, эти воспоминания, верны, насколько точно память очевидцев воспроизводит прошлое, и соответствуют ли их суждения действительности? Однако необходимо учитывать, что для истории культуры важны любые данные, полученные от непосредственно соприкасавшихся с теми или иными фактами информаторов. В ходе вовлечения полученных данных в культурный оборот они подвергаются проверке на достоверность. Что же касается полезности сведений, то интерес могут представлять и те из них, которые не вполне соответствуют реальному положению дел, но отражают представления о культурно значимых фактах, особенности восприятия и толкования этих фактов в определенное время. Фиксируя воспоминания, мы понимали, что они представляют собой материал, который необходимо сохранить и предоставить в распоряжение специалистов, занимающихся изучением творчества поэта.
Не все информаторы, с которыми мы встречались, хорошо разбираются в поэзии, не всем понятно значение Рубцова как художника слова, не все они могут отличить главное от второстепенного. Воспоминания о пребывании Рубцова на бабаевской земле нередко воспроизводят его духовный облик в случайных проявлениях. Но когда они рассматриваются в комплексе, как единое целое, из множества частных случаев и мелких подробностей складывается достаточно полное представление о связи Рубцова с бабаевским краем и о том, каким бабаевцы запомнили поэта, что значат для них личность и творчество известного лирика.
Из воспоминаний Николая Ивановича Матвеева (1927 г. р.)
Встретились мы с Рубцовым в Вологде на семинаре случайно: я защищал там свою книжку. Многие читают свои стихи - как песок сыплется, и вдруг я вздрогнул: молодой человек в сером пальтишке читает такие изумительные стихи. Я подошел к Сереже Викулову и спрашиваю:
- Кто это?
- А, Николай Рубцов, - отвечает он.
- Откуда он?
- Я и сам точно не знаю. Знаю, что из Никольского, учится в Литературном институте.
Это было в 1965 году. А в декабре этого же года Коля приехал в Бабаево. Мы подружились с ним. Однажды он говорит:
- Я хочу в деревню.
- Ах, ты в деревню хочешь?
А Вилиор <Иванов> работал уже у нас в редакции. Я спросил у него, можно ли отправить к нему Николу. Он говорит: «Пожалуйста». И Коля больше месяца жил у него в Афанасове.
Как-то однажды еду в командировку в Борисово, в колхоз им. Кирова. Коля выскочил из дома Вилиора и говорит:
- Никола, забери меня отсюда. Я отвечаю:
- Подожди, Коля, я на один день – на обратном пути я тебя заберу.
Приехали в Бабаево, он переночевал у меня, но у меня уже двое детей было - я пообещал Рубцову найти ему комнату. Договорился я с комнатой через пять домов от нашего: комната без мебели, одна кровать солдатская, стул – и все. Хозяйка этого дома, Наталья Николаевна, следила за ним, баня у них была, стирала и готовила для него - в еде и одежде он был неприхотливый. Сейчас это дом № 31 на улице 1-го Мая. И вот в этом доме Николай жил примерно полгода. Уехал весной.
Когда Коля уезжал, на стадионе «Локомотив» В. Лукошников нас и сфотографировал.
Он приходил ко мне часто - и на работу, и домой. А я старался к нему не заходить: пусть, думаю, работает - не буду мешать.
Запомнился мне такой случай. (Все говорят, что он был алкаш и пьяница, но я никак не мог поверить этому, не может быть, что Колька такой.) Однажды идем на обед с Вилиором, я говорю ему:
- Зайди в магазин, возьми «Старку», только наклейку сотри, а «Старка» похожа на белое вино «Мицнэ», которое всегда Коля пил (это слабое яблочное вино, неплохое).
Вилиор купил, пришли на обед, я достал суп из белых грибов и говорю:
- Сейчас я вас фирменным блюдом накормлю.
Открыл бутылку, разлил. В это время включил свой приемник, тогда в моду рок вошел, а Коля как закричит:
- Выключи ты это, бога ради!
Не любил он такую музыку. Когда он выпил эту стопку и опять на меня закричал:
- Что ты наделал, я думал, что это - «Беломицная».
И сразу же ушел. Я думал, что он на меня очень обиделся, но нет, на другой день утром приезжает и говорит:
- Что ты, Никола, не надо мне такого крепкого. Я-то думал, что вино слабое, и взял стопку.
Вот, не такой уж он и пьяница, хотя многие, например, Куняев, Есипов треплются, что Николай много пил. А близко его и не знали.
Один раз приходят Вилиор, Коля, Валерка Аншуков. А я как раз в гости собирался к другу Генриху Романишникову: мы дружили семьями. Они ко мне пришли, а я говорю:
- А пойдемте, ребята, все вместе туда. Приходим туда, а Коля увидел гитару и говорит:
- Можно?
Понастраивал, понастраивал и как бацнул это: «А замети метель, метелица, к... матери замети». А Валя-то Романишникова как раз в комнату заходит. Николай эту гитару откинул: «Извините меня». Матюгов он не переваривал, остерегался он их. Только вот тут такой случай вышел, а на гитаре я видел, как он играл.
Как-то говорю Коле (а мы с ним запанибратски, неофициально обращались друг к другу):
- Никола-Микола, чего ты к этому шарфу прилип?
Он всегда в шарфе ходил, его даже в Литинституте «шарфиком» прозвали. Он рассказал, что этот сероватый шарф ему связала и подарила Злата Константиновна Яшина. Николай был благодарен ей за это, носил его всегда и везде. А еще у него позднее красный шарф появился, его ему Дербина связала, не хочу ее даже по имени называть, эту «козырную даму».
Несколько стихотворений Рубцова я отдавал в редакцию. Гонорар-то маленький был. Приношу их редактору и говорю: «Эти стихи нужно напечатать, парню деньги нужны». Стихи опубликовали. Хотя у него уже вышла первая книжка стихов в Вологде, деньги были там оставлены. Позвонит туда - и пришлют.
Одно стихотворение он здесь, в Бабаеве, дописывал. Однажды спрашивает:
- Как называется селение в горах?
- Аул, - отвечаю я.
- Нет, - говорит Рубцов.
- В степях – аал, в предгорьях Алтая - аил, - предлагаю я.
- Вот мне аил и надо.
И вот это «аил» появилось в стихотворении «Шумит Катунь»:
В горах погаснет солнечный июнь,
Заснут во мгле печальные аилы...
О семье Николай почти не говорил и не вспоминал, разговора об этом никогда не было. Я даже и не знал, что у него были дочь и жена. Думаю, что когда Рубцов был у нас, они уже не жили вместе.
В Бабаеве Рубцов был не раз, но мы с ним больше не встречались. Я его больше не видел. Только радовался за него, когда Коля печатался в «Юности» и в других изданиях. Жалко парня, он только начинал тогда.
Из воспоминаний Валентина Ивановича Лукошникова (1926 г. р.)
Впервые с Рубцовым я встретился в 1961 году. Он приехал в творческую командировку, и некоторое время работал у нас в редакции. Тогда я работал зав. отделом писем. Пришел на работу рано, в девятом часу. Сижу, жду, когда придет машинистка.
Вдруг открывается дверь - входит невысокий паренек в темном пальто, в темной кепке, в темном шарфе. Обращаясь ко мне, протягивает руку:
- Рубцов Николай.
- Лукошников Валентин.
- Редактор у себя?
- Сейчас посмотрю.
Я зашел к редактору, сказал, что пришел Рубцов, хочет поговорить. Он пригласил Рубцова к себе в кабинет. Минут через двадцать Николай вышел от редактора и с удовольствием сказал, что будет у нас работать. Мой рабочий стол был рядом со столом машинистки. Рубцов сел напротив меня, разделся, закурил. Потом попросил у меня несколько листов бумаги, начал работать. Работал целый день с перерывом на обед.
В то время я лично не был знаком с Рубцовым, но знал, что его стихи уже печатаются в «Вологодском комсомольце» - я читал их. Мне нравился его стиль, какая-то приземленность его стихов, музыкальность.
Вечером я проводил Николая в Дом колхозника. На ул. Луначарского такой двухэтажный дом был. Мы зашли в номер, там топилась печь. Рубцов быстро разделся, взял стул, оседлал его, сел около печки и говорит:
- Люблю сидеть около печки, на огоньки смотреть, как они поленья лижут.
Уже позднее я подумал, что его стихотворение «Сосен шум» навеяно пребыванием Рубцова в нашем районе, в Бабаеве, да это и не случайно: очень ему наш город нравился. Есть в этом стихотворении такие строки:
Сижу в гостинице районной,
Курю, читаю, печь топлю,
Наверно, будет ночь бессонной,
Я так порой не спать люблю!
Скорее всего, это обобщенный образ всех маленьких районных гостиниц. Однажды, во время нашей очередной встречи, Рубцов возбужденно говорил о нашем городе. Он восхищался сосновым бором:
- Ребята, вам очень повезло, какая у вас замечательная природа, какие сосны и речка! И сирени море. Откуда ее столько в городе?
Здесь же, в номере бабаевской гостиницы, Рубцов предложил мне:
- Садись, Валентин. Поговорим.
- Нет, меня дома ждут.
- Спасибо тебе за все. Встретимся завтра. Попрощавшись с Николаем, я пошел домой.
Особенно яркая встреча была весной 1967 года.
Рубцов уже публиковал свои стихи в различных сборниках и готовил к изданию «Звезду полей». В редакции я наблюдал, как Рубцов работал: он сидел, глубоко задумавшись, можно было видеть, как по его лицу пробегают какие-то тени. Лицо у него было смуглое, чувствовалось, что он работает глубоко. В это время его нельзя было беспокоить, он очень обижался, когда его отвлекали от творческого процесса.
Я уже говорил, что наши столы находились рядом. Так вот: он сидит, глубоко задумавшись, минут 15-20. Тогда я спросил его:
- Николай, ничего не случилось с тобой? И вдруг он очнулся:
- Нет, ничего не случилось, все нормально. Потом он встал, расхаживал по комнате, много курил.
В этот же раз во время обеда к нам зашел Николай Матвеев. Мы решили пойти на стадион «Локомотив». Зашли в магазин, купили вина, сидели на скамейке, долго разговаривали, потом подошли к берегу реки. Рубцов говорит:
- Хорошо бы искупаться.
Но весна была холодная, дул ветер. А потом Коля и говорит:
- Ну, ладно, в следующий раз приеду, обязательно искупаюсь.
Я все пытался сфотографировать Рубцова, а он все отказывался, говорил, что не любит фотографироваться. А тут подошли курочки, штук пять курок было. Николай тут и говорит:
- Ребята, очень живность люблю, - и на куриц смотрит. И тут меня осенило: дай, думаю, сфотографирую. И получилось. А то все время отказывал. На одной из фотографий он с Николаем Матвеевым, а на другой - я с ним.
Этот снимок - памятный для меня: больше фотографий Рубцова в Бабаеве нет. Эту фотографию с подборкой стихов Н. Рубцова я предложил опубликовать в газете, но редактор (а в то время гл. редактором был А. М. Хорьговский) отказал в публикации: зачем, мол, его печатать, есть и более известные люди.
Фото, на котором я с Рубцовым, не печаталось более 20 лет.
Второй снимок, на котором Н. Рубцов с Н. Матвеевым, не был напечатан еще дольше, лет двадцать пять.
В этот же день после обеда мы вернулись в редакцию. Н. Рубцов работал допоздна: все уже разошлись, а мне было как-то неудобно оставлять гостя одного. Наконец он встал из-за стола и сказал: - Хорошо сегодня работалось, много сделали, спасибо.
Мы попрощались с ним, вышли из редакции. Рубцов пошел в гостиницу, а я – домой.
Запомнился мне Рубцов человеком очень скромным, непритязательным, никогда не говорил «я», не выпячивал себя, был приземленным, человечным.
Запомнилась мне еще одна встреча. В нашей редакции в ту пору обсуждали и анализировали стихи наших поэтов: Павла Груничева, Алексея Шейнова и др. На занятиях школы рабселькоров разбирали статьи: если заметку одобрили, материал пойдет в газету. В нашей редакции начинал работу рабселькором Е. В. Некрасов, сегодняшний редактор «Красного Севера».
Стихи Н. Рубцова становились все известнее и популярнее. Однажды мы попросили выступить его на заседании литературного кружка, Николай неохотно согласился и вдруг говорит:
- Ребята, вы сейчас услышите стихи, которые еще нигде не публиковались. И он стал читать:
Хотя проклинает проезжий
Дороги моих побережий,
Люблю я деревню Николу,
Где кончил начальную школу!
Рубцов эмоционально читал свои стихи, таким глуховатым голосом, чувствовалось, что голос его дрожит. Видимо, Никольское имело большое значение в его жизни, ведь там прошло его детство. Как сейчас помню, у него даже слезы на глазах появились.
Еще одно стихотворение Коля читал: «Сапоги мои - скрип да скрип под березою...» Выразительно так читал, видимо, оно ему самому нравилось. А за простыми строчками этого стихотворения, нам казалось, что он, да и мы все сидящие в комнате идем, собираем грибы.
Когда Рубцов закончил читать свои стихи, он почему-то сразу вышел из комнаты. Позднее, когда он вернулся, у ребят разговор зашел о стихотворчестве.
Мы поинтересовались у Рубцова о его дальнейших планах, но он не стал распространяться, какие стихи он пишет и что готовит к изданию. Лишь спустя какое-то время в печати появились стихи «Родная деревня» и «Сапоги мои – скрип да скрип...», а еще позднее - цикл стихов «Звезда полей».
Это было летом следующего года. Я поехал в командировку в колхоз им. XXI съезда КПСС, а Рубцов остался в с. Борисово-Судское, хотя у него было задание написать о председателе колхоза В. Басникове. Это было задание редактора, но в д. Пожары он не поехал. Думаю, что ему было трудно писать по заданию: в его голове звучали стихи, а какого-то заказа его душа не принимала. На обратном пути, когда я возвращался из Пожар, встретил Н. Рубцова на мосту через реку Суду. Он с восхищением говорил:
- Какое красивое село Борисово! Старинное, былинное село!
Да и на самом деле, когда смотришь с моста вверх по реке, то видны спуск и крутые берега.
- Былинные здесь края, - продолжал Рубцов, восторгаясь селом, – искупаться бы в Суде. Ну да ладно, в следующий раз обязательно искупаюсь.
По дороге в Бабаево Н. Рубцов рассказал мне, что в Борисове он заходил в школу, беседовал там с учителями, побывал в детском доме. Он очень сожалел, что ничем не мог помочь детям-сиротам:
- Будь моя воля, я бы накупил им всего. Сам он очень трудно жил материально, всегда был на мели. Постоянно обращался с просьбой к редактору: можно ли получить аванс? Ему давали, конечно, рублей 5-15.
До сих пор вспоминаю его добрым словом: человечным он был, не любил в душу лезть, трудности у него были, но он никогда не жаловался, о своей жизни не любил говорить.
Из воспоминаний Светланы Федоровны Ивановой (1947 г. р.)
В 1967 г. мы жили в Бабаеве на улице 25 Октября, в доме № 20. Николай Рубцов бывал у нас, ночевал не однажды. Запомнилась мне первая встреча с ним. Когда Вилиор и Рубцов зашли в дом, Вилиор говорит ему:
– Познакомься, это моя жена, Светлана.
Рубцов был в темном пальто, серой кепке в крапинку, надвинутой на брови. Николай улыбнулся, посмотрев на меня, и вдруг берет мою руку и целует. Этот жест я до сих пор вспоминаю. На нем был серый шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи. Рубцов его постоянно носил.
Очень ему нравилось держать на руках нашего маленького сына Андрея. Я, конечно, не слышала, чтобы Рубцов о семье вспоминал, но Вилиор мне рассказывал, что Николай говорил о своей жене в деревне и о том, что они не живут вместе. Он говорил, что очень любит дочку Лену. Думаю, что не случайно в его стихах есть такие строчки:
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.
Или:
Но однажды я вспомню про клюкву,
Про любовь твою в сером краю –
И пошлю вам чудесную куклу,
Как последнюю сказку свою.
Чтобы девочка, куклу качая,
Никогда не сидела одна. –
Мама, мамочка! Кукла какая!
И мигает, и плачет она...
Однажды в выходные мы поехали на машине редакции в деревню Новое Лукино. Там жила наша тетя по отцу, тетя Лиза. Рубцов попросился ехать с нами. В деревне они с Вилиором ходили в сельский совет и в клуб, встречались с местными жителями.
Запомнился мне взгляд Рубцова, такой интересный, пронизывающий, как будто он видит тебя насквозь. А так он был обыкновенный, деревенский, простой мужик. Когда, бывало, за столом они с Вилиором читали свои стихи, Вилиор обычно гордился тем, что он пишет стихи, при этом говорил: «Я - поэт!». А Рубцов, наоборот, очень был сдержанным, скромным. Мне даже казалось, что он как будто стесняется читать громко свои стихи, он был даже каким-то застенчивым.
Некоторое время, примерно неделю, Н. Рубцов жил в деревне Афанасово. Он поселился в доме тети Шуры Кузиной. Ему очень хотелось посмотреть на деревенскую жизнь и заняться творчеством.
О гибели Рубцова я узнала от Вилиора. Мы посидели с ним, посетовали: умер Коля как-то не по-человечески. Обидно очень, что рано оборвалась его жизнь, ведь ему было всего 35 лет.
Бабаево нравилось Рубцову: уютный городок, зеленые улочки, каждый раз ему не хотелось уезжать отсюда.
Когда на душе становится грустно, я беру в руки книгу со стихами Рубцова, перелистываю страницы, читаю мои любимые строки, вспоминаю Колю.
Из воспоминаний Александры Андреевны Дудориной (1937 г. р.)
Сама я родом из Тотемского района, воспоминания о родине мне очень дороги. Я постараюсь рассказать все, что касается Никольской семилетней школы, где учился Николай Рубцов и Генриетта, мать его дочери Лены. В этой школе в это же время училась и я.
Село Никольское было центром Никольского сельсовета Тотемского района. В нем находились все учреждения, куда обращались жители: больница, сельский совет, семилетняя школа, почта. Село стоит на берегу реки Толшмы, впадающей в Сухону. По обе стороны реки раньше были расположены деревни.
Когда Н. Рубцов, будучи уже поэтом, приезжал в Николу, то реку Сухону переезжал на пароме, порой на лодке, а потом шел пешком 20 километров, так как тогда не было ни автобусов, ни такси, и даже никакого транспорта, на котором можно было добраться. Хорошо, если удавалось найти подводу или попутку. Ведь не зря он отразил это в стихотворении:
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пройду по волоку с мешком –
И буду жить в своем народе!
Шел по дороге разбитой, неухоженной, через деревни Маныловского сельсовета: Орлово, Воротилиха, Широбоково, Фатьянка, Никола. По другую сторону реки - деревни Филино, Шульгино, Кузнечиха. Теперь эти деревни исчезли, опустели - даже домов не осталось. Одна Воротилиха сохранилась: доживают в ней старики. Сохранилось и кладбище возле бывшей церкви Вознесения.
В Воротилихе была начальная школа с 1 по 4 класс. Дети ходили учиться за два километра от дома. Учительницей была Елизавета Ивановна Шестакова. После окончания начальной школы все ученики переходили учиться в Никольскую семилетнюю школу.
Когда мы поступили в семилетнюю школу, Никольский детский дом начали уже расформировывать.
Николай Рубцов уже заканчивал семилетнюю школу. Учеников в школе тогда было много. Мы ежедневно ходили на занятия за четыре километра, а вечером шли обратно домой. В лицо Рубцова я не помню: детский дом закрыли, когда Рубцов учился в 7 классе. С нами доучивалась его будущая жена Гета, Генриетта Михайловна. Она так и осталась жить в Николе с матерью. Я в 1953 г. поступила в Тотемское педагогическое училище. Когда приезжала домой в отпуск, в деревню, мы с Гетой встречались. Она работала в Николе в клубе, воспитывала одна дочку Лену.
Гета говорила, что Николай не постоянно жил с ними. У обоих были материальные трудности, особенно в деревне. Он приезжал, «бродил» по окрестностям: в лесу, по реке - много писал вечерами при лампе. В стихах его описаны березы возле детского дома и больницы: они росли очень большие. Кладбище, что за мостом, тоже упомянуто в стихах. В стихотворении «По вечерам» есть такие строчки:
С моста идет дорога в гору,
А на горе - какая грусть! –
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
По этой дороге, мимо этого храма мы ежедневно ходили в школу. Храм разрушен. В годы войны и после нее в нем был оборудован маслозавод, куда свозили молоко со всех деревень сельсовета.
Пишет он в стихах и о болоте с морошкой и клюквой. Оно действительно огромное, за селом, тянется на десятки километров до Сухоны и дальше.
В стихотворении «Элегия» Рубцов пишет, выражая состояние своей души, о неустроенности в жизни, о тоске по родине:
Не купить мне избу над оврагом
И цветы не выращивать мне...
Возможно, он имел в виду овраг за селом Никола. По обе стороны оврага были дома, люди стали переезжать из деревень на центральную усадьбу. Так же, как и Рубцов, любили свою малую родину и его земляки из исчезнувших деревень. <...>
Из воспоминаний Тамары Павловны Жильченковой (1946 г. р.)
В сентябре 1967 года я проходила курсы при областном Совете профсоюзов по подготовке самодеятельных коллективов. В культурную программу входила встреча с вологодскими поэтами.
В аудиторию вошли трое мужчин: один коренастый, круглолицый. Другой чуть выше ростом, в пальто, на шее шарф, высокий лоб с залысинами, красивые темные глаза. И третий, совсем еще молодой, в очках. Как нам потом представили, это были поэты: Александр Романов, Николай Рубцов и Сергей Чухин. Я жила в лесном поселке и видела настоящих поэтов первый раз, впрочем, как и многие из нашей группы.
Николай Рубцов выступал последним. Рассказывал о себе, был немногословен. Запомнила, что жил он в детском доме. Сразу же прониклась к нему уважением: вот ведь, из детдома, а учится в институте и уже поэт. То, что он рассказывал, мне было очень понятно, ведь разница в возрасте у меня с ним была 10 лет.
Читал он свои стихи сдержанно, по памяти, без всяких бумажек, но очень проникновенно. Особенно запомнились стихи: «Березы», «Видения на холме», «Тихая моя родина», «Звезда полей», «Прощальная песня». При чтении Рубцовым стихов было такое ощущение, что говорит он о самом привычном, простом, о том, что меня окружает каждый день, но только стихами. Чувства же в душе появлялись какие-то возвышенные, трогательные.
А главное, все время мелькала мысль: ведь у меня то же самое было, ведь я то же самое переживала, я тоже так хотела сказать. И сразу он стал мне каким-то близким. После слушания стихов мы стали задавать вопросы.
Когда началось общение, Рубцов сразу преобразился, стал охотно беседовать с нами. Помню, что я задала ему вопрос: «Какие поэты и писатели вам нравятся?» Он назвал несколько, но в памяти у меня остался С. Есенин. Что меня еще тогда удивило, из писателей Рубцов назвал Гоголя. Помню еще его ответ на вопрос о музыке. Он сказал, что неравнодушен к Чайковскому и любит «Полонез» Огинского.
На эту встречу поэты принесли свои литературные сборники. Тогда с деньгами было туго - сборники всех поэтов я не могла купить. Решила, что выберу книжечку Н. Рубцова, ведь он больше всех запомнился. На этом сборнике «Звезда полей» Рубцов оставил свой автограф. Вот так состоялось мое знакомство с Н. Рубцовым и его творчеством. Очень переживала, когда его не стало.
До сих пор нравятся его стихи, часто их перечитываю, люблю и пою песни на его стихи: «Улетели листья с тополей», «В горнице», «Букет», «Зимняя песня».
Сейчас я на пенсии и еще больше убеждаюсь в том, что Рубцов был человеком большой любви ко всему окружающему. Его стихи, действительно, настраивают души людей на добрые отношения друг к другу, на сострадание и милосердие, на любовь к отчему краю. А это так всем нам необходимо.