Л. Н. Денисова

Российская нечерноземная деревня 1960 - 1990-х годов
(по материалам российско-британского социологического обследования)

Советский Союз на протяжении XX века оставался единственной среди развитых стран державой с высоким процентом сельского населения, а до середины 1960-х гг. - преобладающим. Государственная, ведомственная, служебная (закрытая) статистика скрупулезно подсчитывала достижения и упущения советского государства, и этот макроэкономический и исторический уровень оставался важнейшим для понимания процессов, происходивших в СССР. Но экономика развивается для укрепления государства, которое в свою очередь заботится о жизненном благополучии и всестороннем развитии его граждан. Мнения самих граждан черпались из писем (опубликованных и ненапечатанных) в государственные, партийные и общественные организации1, выемок НКВД и КГБ СССР из личной переписки2, социологических опросов, исследований, в т.ч. ВЦИОМ3.

Письма писались по определенному поводу, опросы проводились по отработанным схемам, предусматривающим типичные и однозначные ответы. Стремление историков, социологов и других обществоведов сводилось к тому, чтобы обобщить, составить типаж городского и сельского среднего человека. Для понимания многих вопросов такие данные весьма полезны. Но были политические, экономические, культурные преобразования и были люди, был человек, к которому это было обращено, который принимал их, отвергал, анализировал и не понимал. Он жил в этой стране, в городе или деревне и имел свое мнение фактически по всем вопросам, часто весьма отличное от государственного. Его память хранила мельчайшие подробности не только своей жизни, но и воспоминания ушедших родственников, которых довелось слышать. Проведенное в 1990-е гг. впервые в России уникальное социологическое обследование деревень на уровне истории семей - это новый виток исторического исследования, который дает возможность увидеть деревенскую жизнь: медленную, рассудительную, трудную и неинтересную для местных и центральных властей. Материалы российско-британского проекта удачно дополняет обзор писем, полученных в 1998 г. от крестьян Краснодарского края Г. А. Явлинским при разработке "ЯБЛОК'ом" аграрной программы. Разные судьбы объединены единой крестьянской ментальностью, любовью к России, болью за нее и надеждой. Этот микроисторический уровень, который воссоздают материалы обследования, беспристрастно и всесторонне дополняет картину жизни деревни XX века, наполняя ее живыми голосами крестьян.

XX век оказался рубежным в аграрной истории России. На протяжении столетия страна пережила кардинальные перемены в крестьянской жизни. Конфискация и национализация массива помещичьих земель и передача их крестьянам по Декрету о Земле 1917 г. - исполнение давней и главной мечты поколений деревни; новое обобществление земель 1930-х гг. и форсированное создание коллективных хозяйств, сопровождавшееся раскулачиванием, ссылками, голодом; и возвращение в начале 1990-х гг. к единоличному, названному фермерским, ведению хозяйства. Три крупных периода, различавшиеся по времени, но одинаково знаковые показали нерешенность главной проблемы аграрной страны - крестьянской. Только за последнее десятилетие XX века разрушение коллективных хозяйств и крупных государственных аграрных предприятий привело к стремительному падению производства и возникновению продовольственной проблемы в масштабах государства.

Все процессы шли на фоне массового раскрестьянивания деревни, выталкивая жителей в города. В этом контексте 1960-1980-е гг. являются значимыми и переходными для русской деревни. Именно в 1960-е гг. впервые в истории России сельское население по численности перестало быть превалирующим. Города пополнились новым слоем переселенцев из деревни и "новые горожане" с ментальностью крестьянина и тоской по деревне стали главными жителями в промышленных городах-гигантах и провинциальных центрах.

Стремительный рост в 1970-1980-е гг. крупных промышленных предприятий и комплексов индустриального типа с концентрацией и специализацией сельскохозяйственного производства, низкой себестоимостью продукции и высоким ее качеством - могли стать магистральным направлением в решении "крестьянского вопроса в России". Они давали квалифицированную, высокооплачиваемую работу, городские стандарты жизни, высокий социальный статус. Одновременно с этим шло изменение структуры и снижение валового производства личного подсобного хозяйства при сильном общем постарении русской деревни Центра и Европейского Севера. Ориентир на единоличное (фермерское) хозяйство оказался для России не просто губительным, а полностью предсказуемым и непременным при разрушении крупного производства.

В конце 1990-х гг. Г. Явлинский и "ЯБЛОКо" обратились к крестьянам ряда районов Краснодарского края высказать свое мнение о проводимых аграрных реформах. Здесь великолепнейшие земли, самый лучший в стране климат, огромные возможности по ведению самого разнообразного сельского хозяйства, развитая транспортная сеть: "Если здесь аграрная реформа пробуксовывает - то значит на остальной части страны ситуация совсем катастрофическая". "ЯБЛОКо" получило более 2 тыс. писем от кубанских крестьян. Г. Явлинский, ознакомившись с ними, писал: "Эти письма меня потрясли. Большинство писем - это открытая рана. Без боли читать невозможно.

Произвол сельских начальников, на которых нет управы (колхозы теперь - самостоятельные акционерные общества); почти повальное воровство в колхозах, все более воспринимаемое как норма жизни; резкое финансовое расслоение сельских жителей; нищенство; зависимость, ведущая к череде унижений; ощущение "гетто" - самостоятельного мира, до которого никому нет дела и из которого невозможно вырваться; пьянство, наркомания. Это картина современной жизни сельской Кубани. Богатейшего края! И ни одного - ни одного! - светлого оптимистического успокоенного письма"4.

Не нашла поддержку среди крестьянства и идея передачи земли в частную собственность. "Вопрос о земле" крестьяне, судя по многочисленным письмам и результатам социологического опроса жителей российских деревень, решали иначе, чем предлагала пресса, некоторые обществоведы и аграрники. Наиболее типичным мнением было высказанное пожелание Редькиных из деревни Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области: "Мы считаем, что землю в частную собственность отдавать не нужно, это уже было. Можно закрепить на бессрочное или вечное пользование (как угодно), но без права продажи или передачи другим лицам". Это мнение разделяли и крестьяне Кубани. Лишь 7% опрошенных крестьян сочли, что решение крестьянского вопроса - во введении частной собственности на землю с неограниченным правом купли-продажи, 66% хотели бы оставить землю в собственности государства. Мнение последних выразил житель Краснодарского края Горбунов: "Теперь к вопросу о земле. У нас на Кубани об этом говорят много, но еще ни разу я не слышал одобрения о купле-продаже земли. Да и зачем здесь открывать Америку или изобретать велосипед. Испокон века земля на Кубани была в общественном пользовании, таковой она и должна остаться"5.

Во главу "перестройки" аграрных отношений были поставлены настроения, психология и вся ментальность обиженного русского крестьянина, желавшего стать хозяином. Но поколение действительно обиженных уходило, а новое, выросшее в других условиях, усвоило от старого лишь обиду и желание перемен, но не навыки, умения индивидуального крестьянского труда. Для большинства сельских жителей перемены оказались ненужными, губительными и даже трагическими.

Именно в рубежные 1960-1980-е гг. аграрный сектор, исчерпав внутренние резервы, требовал масштабного государственного реформирования в виде целенаправленной протекционистской политики: финансирования, организационно-технического укрепления производства, кадров.

Все проблемы аграрной сферы были сфокусированы в российской нечерноземной деревне.

Нечерноземный регион (Северный, Центральный, Северо-Западный, Волго-Вятский экономические районы) - земли традиционно русской государственности и культуры. Это район сложных природно-климатических условий. Отсюда в значительной мере черпались сырьевые и людские ресурсы для всех строек Севера, Прибалтийских республик, Сибири и Дальнего Востока, кадры для добывающих отраслей народного хозяйства страны, подъема целины и развития городов. Первые заколоченные дома, умершие деревни появились в Нечерноземье.

Утрата этого района из российской истории - не только потеря земельных угодий, забрасывание поселений и превращение края в заброшенную целину, но и утрата национальных реликвий, русского культурного наследия.

Начало запустения Нечерноземья, особенно Севера, относится к XIX веку. В начале XX века этот процесс имел заметный характер и был вызван тем, что у России появилась возможность осваивать земли юга и юго-востока. Войны, революции, индустриализация, коллективизация - все эти потрясения сильнейшим образом отразились на состоянии хозяйства и численности сельского населения. Перераспределение рабочей силы в пользу промышленности, города опустошало деревню. В период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Нечерноземье в значительной части было оккупировано, хозяйство разрушено, население истреблено или угнано в Германию. Ситуация в регионе обострилась в связи с освоением целинных и залежных земель. Освоив 45 млн га целины, более 13 млн га в это же время (1954-1959 гг.) было выведено из оборота в европейской части страны. В целом по СССР довоенный уровень производства зерна был достигнут к 1955 г., в Нечерноземье - к 1967 г.6

Огромный ущерб региону нанесла необоснованная ликвидация так называемых неперспективных деревень. Отток населения усилился. Миграция в Нечерноземье была порождена усиливавшейся отсталостью деревни в экономическом, социальном, культурном отношении.

Нерациональное ведение сельского хозяйства, нарушение исконно сложившихся систем хозяйствования, мелиоративные мероприятия, действовавшие военные полигоны и космодромы привели Центр России и Русский Север на грань экологического кризиса. Рассказывают жители дер. Кобелево Пинежского района Архангельской области А. А. и А. В. Поповы: "На станции Обозерская находится космодром. В 1991 году по рекам текла желтая пленка. Хвоя вся пожелтела. В 1992 году лес был поражен ржавичной болезнью, но обследования не было. Санэпиднадзор только выдает разрешения на бумаге. В 1992 году черемуха была поражена странной болезнью - черными наростами. Черничник побелел". Нарушено экологическое равновесие и в Вологодской области: "Теперь в ближних лесах нет грибов и ягод, поэтому приходится ездить далеко. За груздями нынче ездили в Путилово, Павлово (около 30 км), Норобово (40 км), дорога туда очень плохая (ездили на тракторе). За клюквой и брусникой ездили в Талицы Кирилловского района, за черникой - в Янгосарь. Ездили только мужчины так далеко. А за малиной ходила Нина в Кубаево (около 5 км)" (из рассказа жителей дер. Уткино Вологодского района Вологодской области Н.А. и Н. Н. Арбузовых).

Разветвленная Европейская гидросистема пронизала Нечерноземье. Для ее создания были затоплены тысячи деревень, земли, церкви, памятники культуры, а жители пополнили число "новых горожан", многие из которых оказались в маргинальных группах. Отметим затопленное знаменитое Пошехонье. В этом же направлении шла разработка грандиозного проекта XX века - поворота Сибирских и Северных рек - в сторону Средней Азии, Арала, Сырдарьи и Амударьи. Эти "научные" идеи широко обсуждались в правительстве и обществе, находя определенную поддержку. Первыми открыто и гневно заявили свой протест писатели-деревенщики. Но только в конце 1980-х - начале 1990-х гг. проект был закрыт. В течение 1980-х гг. руководство Узбекистана "аргументировано", постоянно и настойчиво требовало разрешения проблемы спасения Аральского моря, расширения площадей поливного земледелия, что позволило бы занять сельскохозяйственным трудом увеличивавшееся население республики, - все это за счет потери огромных территорий Русского Севера. И это невзирая на то, что имелись и другие пути разрешения ситуации, прежде всего ликвидация "бесхозяйственного и некомпетентного использования водных ресурсов" Узбекистана7. Аргументы среднеазиатского руководства оказались решающими в экологическом, экономическом, национально-русском споре, ибо для подъема уровня воды Арала и повышения занятости в Узбекистане намеревались залить русские земли и русские деревни с национальными святынями.

К концу XX века регион приобретает статус Нечерноземного Чернобыля.

Российское Нечерноземье характеризуется высокой степенью урбанизации. В 1970-е гг. сельское население составляло 25% населения региона (по СССР - 40%, России - 33%), а доля аграрного населения непосредственно занятого на сельскохозяйственных работах была сравнительно невелика: в Северо-Западном районе - 30%, Центральном - 38, Волго-Вятском - 50%. Городское население ежегодно возрастало на 750 тыс. человек и составляло в ряде областей до 90%. За 1960-80-е гг. численность сельского населения уменьшилась на треть. В 1989 г. в Нечерноземье проживало 64 млн. человек, 40% населения России, 32% селян республики. 80 % населения - горожане. Более двух третей новых горожан в недавнем прошлом - деревенские жители8.

Сельское население Нечерноземья в течение нескольких десятилетий более интенсивно, чем другие районы отдавало рабочую силу в промышленные центры. За 1960-70-е гг. села региона дали около 30% миграционного прироста городов страны, в то время как доля Нечерноземья в сельском населении не превышала 15%9. Области, где значительным было сельскохозяйственное население и высокие трудовые нагрузки (Новгородская, Смоленская, Вологодская и др.) отличались и более высоким оттоком населения. При этом демографы фиксировали: с начала 1970-х гг. население России себя не воспроизводит10.

В 1980-е гг. прослеживается тенденция сокращения абсолютных и относительных размеров миграции сельского населения Нечерноземья. Но это свидетельствует не о позитивных переменах в деревне, а о том, что в результате прежнего масштабного оттока людей мобильных возрастов и резкого постарения села во многих районах и хозяйствах стало некому мигрировать. За 1980-е гг. численность сельского населения России сократилась на 8%, ЦЧО - на 18%, Волго-Вятском районе - на 17%, Центральном - на 15%, Поволжском - на 12%. В России на начало 1991 г. насчитывалось 38,7 млн сельских жителей. Прирост населения в республике ежегодно составлял 0,6% - 12-е место по стране.

Повышенный, по сравнению с другими районами России отток рабочей силы из сельского хозяйства Нечерноземной полосы вызван, с одной стороны, близостью городов и промышленных предприятий и, с другой, более высоким уровнем ручного низкооплачиваемого труда и неудовлетворительными жилищными и бытовыми условиями. По данным обследований, проведенных в Нечерноземье, на первом месте среди причин отъезда из села оставалась неудовлетворенность трудом. Сокращение численности сельского населения шло в основном за счет молодежи, особенно в возрасте 20-29 лет. Подвижность молодежи была в пять раз больше, чем других возрастных групп. Мигранты в возрасте 16-29 лет составляли до 70% всех выбывших, тогда как среди приехавших в деревню их было менее 30%. Свыше 60% покидавших села - молодые женщины11. Для большинства колхозов и совхозов одним из главных вопросов оставался кадровый. Лишь 5% хозяйств были ими обеспечены полностью12. Оставались в колхозах, по мнению крестьян, принимавших участие в социологических обследованиях, "только те, кто учился на двойки", отсюда отсутствие интереса к знаниям, учебе, интересной профессии, полнокровной жизни: "Как говорят: "От осины не родятся апельсины", что заложено в генах, то и получится" (дер. Леонтьевщина, Кичменгско-Городецкий район Вологодская область. История семьи Усовых. XI-IV 1990-1991 гг.).

Государство было заинтересовано в закреплении кадров сельскохозяйственных работников, путь для этого был прост и жесток: колхозники были лишены паспортов. Из колхоза им. Мичурина Переяславского района Ярославской области в 1967 г. жители писали: "Больше нет сил жить и работать. Хотя, конечно, никуда не денешься. Паспортов нет, и человек к колхозу привязан хуже, наверное, чем при рабстве"13. Правительственное постановление 1974 г. ввело с 1976 г. паспорта гражданина СССР нового образца, которые должны были выдаваться (обмениваться) всем гражданам достигшим 16-ти лет в течение 1976-1981 гг.14

Российское Нечерноземье вынесло все социально-экономические преобразования. Государственный диктат и невозможность колхозов и совхозов противостоять ему подрывали экономические устои села. Один из наиболее ярких примеров этому - "кукурузная эпопея" на Севере России.

"Все у нас в сельском хозяйстве шло методом проб и ошибок. Очень часто вмешивались в наши крестьянские дела люди, ничего не смыслившие в нем, давали разные команды и указания, начиная с самых высших руководителей (Н. С. Хрущев) и кончая районными начальниками.

Так знаменитая "хрущевская" кукуруза. Ведь нам, северянам, навязывали тоже все засевать кукурузой, чтоб не было никаких травопольных севооборотов. "Травополку - под метелку!" - ходил в то время лозунг. Так у нас в колхозе было засеяно 360 га кукурузой, и засеяны были самые лучшие участки. Все наши земли в Леонтьевщине тоже были засеяны. Кукуруза дала дружные всходы.

Председатель колхоза Редькин И. П. все бегал и расстраивался, что куда же мы, Александр Петрович, будем силосовать, ям-то нет? А я ему отвечал, что не расстраивайся, Иннокентий Павлович, купи одну бочку из-под трески и хватит. Он мне: "Ну-ну, не горячись". Ну, а когда у нас, как всегда на севере, ударил морозец, то на полях осталась кое-где кукурузина, тогда Редькин мне сказал, что прав ты был, Петрович. Такие убытки мы с этой кукурузой понесли. Но до этого ведь дела нет никому, кроме самих колхозников" (из воспоминаний А. П. Усова из дер. Леонтьевщина Вологодской области).

Перераспределение рабочей силы в пользу промышленности, города опустошало деревню. Разрушение исконно сложившейся системы расселения привело к исчезновению тысяч селений, утрате традиционных форм хозяйствования и уклада жизни. В конце 1950-х гг. по Нечерноземью было разбросано 180 тыс. сел и деревень. Более 70% их насчитывало до 100 жителей. В четверти поселений жило от 100 до 500 человек и около 4% поселков насчитывали свыше 500 жителей15. При малочисленности и разбросанности деревень фиксировалась еще одна тенденция - возникновение особой категории сельских поселений, не имевших трудоспособного населения.

Один из путей достижения аграрного благополучия увидели в укрупнении колхозов и совхозов. Наиболее интенсивно этот процесс шел в 1957-1960 гг., когда ежегодно исчезало до 10 тыс. уже укрупненных ранее колхозов. В результате средние размеры посевов многих хозяйств возросли в 3 и более раз. Были созданы гигантские часто неуправляемые колхозы и совхозы, насчитывавшие по 120 деревень и охватывавшие до 30 тыс. га посевов. Негативные результаты укрупнения хозяйств отмечали и сами сельские жители. Из воспоминаний А. П. Крутова, жителя деревни Никольщины Кичменгско-Городецкого района Вологодской области: "Когда колхозы были маленькие (это до 1959 г.), то они были лучше управляемые. Дороги между бригадами плохие, поля мелкоконтурные, расстояния между бригадами большие, и захочешь - да все за один раз не объедешь. Когда председателем был Редькин, объедет, бывало, на лошади все поля, все фермы, почти в каждый дом заглянет, как да что сделано, - все это до того, как придет в правление на планерку. А сейчас председатель колхоза, может, раз в год и заглянет в Никольщину"16.

Анализ деятельности колхозов и совхозов, проведенный в середине 1960-х гг., привел к выводу о том, что "обратная связь между интенсивностью и размерами хозяйств... является настолько постоянной и повсеместной, что выступает как определенная закономерность. И она будет проявляться до тех пор, пока хозяйства не в состоянии по своим материальным возможностям на всей земельной площади вести производство в равной мере интенсивно"17. Такими возможностями они в те годы не располагали. Крестьяне отмечают ухудшение ситуации в деревне: "С середины 1950-х появляются новые энергоносители - электроэнергия, бензин, новая техника, трактора, машины, моторные лодки. В эти же годы происходит организационное укрупнение колхозов. Управление большим хозяйством менее оперативно. Начинается запустение полей. Севооборота никакого. Изгороди почти отсутствуют. Коровы выпасаются прямо на сенокосных полях. Пастухи носятся за ними на мотоциклах. Стельные коровы пасутся вместе с остальными" (дер. Кобелево, Пинежский район, Архангельская область. История семьи Поповых. VII-X 1992 г.).

Одновременно с укрупнением хозяйств осуществлялось преобразование колхозов в совхозы. Оно начало осуществляться со второй половины 1950-х гг. За 1950-70-е гг. в России было преобразовано в совхозы свыше 17 тыс. колхозов. Появились области (например, Ленинградская), где сельскохозяйственное производство было только совхозным. Рабочие места большинства предприятий оказались разбросанными по всему производственному массиву. "Объективно" вставал вопрос о строительстве крупных центральных усадеб и "неперспективности" подавляющего числа сел и деревень. Для решения проблем начало энергично проводиться сселение жителей из так называемых неперспективных деревень в крупные поселки. К 1970 г. общее число сел и деревень сократилось со 180 тыс. до 142 тыс., преобладающая часть поселений (64%) прекративших существование, пришлась на поселки численностью до 100 жителей18. Ориентация на крупные поселения городского типа входила в противоречие с условиями традиционного ведения сельскохозяйственного производства, которые при больших пространствах и неразвитости транспортной сети требовали рассредоточения, приближения к земле. В итоге свыше 40% деревень почти полностью утратили производственные функции19. Одну из причин экономических трудностей государство видело в невозможности организовать производственный процесс вследствие разбросанности деревень на территории одного хозяйства при их малочисленности. В последующий период политика ликвидации мелких деревень еще более активизировалась. "Преступлением против крестьянства" назвал Василий Белов борьбу с так называемыми неперспективными деревнями. "У нас на Вологодчине, - писал он в "Правде", - из-за неперспективности прекратили существование несколько тысяч деревень. А по Северо-Западу - десятки тысяч. Вдумаемся: из 140 тысяч нечерноземных сел предполагалось оставить лишь 29 тысяч"20. Правительственным постановлением 1974 г. по Нечерноземью за 1976-1980 гг. к сселению были определены 170 тыс. семей из небольших деревень и сел. В России лишь около 43 тыс. сельских населенных пунктов были выделены как перспективные и намечены к дальнейшему развитию21.

"Много пришлось перетерпеть крестьянскому народу за все эти годы, - начинают рассказ о сселении неперспективных деревень и запустении края Н. А. и Н. Н. Арбузовы из дер. Уткино Вологодского района Вологодской области. - Неперспективных деревень в 1972-1973 гг. оказалось немало. В начале 1972 г. планировалось провести дорогу Уткино - Прокино, но через год, объявив неперспективными деревни Булаково, Сафайлово, Прокино, не стали вести дорогу (должна была быть грунтовая). Так теперь ведут асфальтовую дорогу на Прокино, но не из Уткина, а от д. Прохорово, т.к. нет проезда ни к сенокосам, ни к полям. Но самих деревень уже не стало. В Прокине осталась только одна семья: муж и жена. А до 1965 г. это была центральная усадьба колхоза "им. Горького". Здесь был и сельский совет, и радиоузел, и пекарня, и клуб... А теперь что? Это только в одном направлении. То же самое произошло и с другими деревнями, но еще об одной из них трудно умолчать - это Янгосарь, 4 года назад - центр Янгосарского сельсовета, а до 1972 г. - центральная усадьба колхоза "Лесное". Это была одна из больших деревень к тому времени (1972 г.), много было построено: новая контора, медпункт, сельсовет, кирпичный Дом культуры, там была восьмилетняя школа. Когда в 1972 г. произошло объединение двух совхозов, бывшие главные специалисты совхоза "Лесное" очень быстро уехали из Янгосаря. За ними потянулись другие, а теперь в Янгосаре всего 15 хозяйств, в которых живет 29 человек. Это результат укрупнения хозяйств".

Готовых к переселению поселков было немного. Уезжая из своих селений, люди переезжали не на центральные усадьбы колхозов и совхозов, а в районные и областные центры.

"Кроме укрупнения колхозов большой удар по крестьянству нанесло сселение так называемых неперспективных деревень. В конце 60-х - начале 70-х годов Усов Александр Константинович сказал, что будут деревни сселять в сторону Пахомова (так решили свыше) следующие деревни: Корековщина, Середка, Некрасовщина, Кузюги, Казаково, Лапино, 1 и 2 Плес, Ивановщина, Попово, Раменье. Жители трех последних деревень сами съехали, а в другие деревни не стали проводить ни свет, ни радио, так потихоньку всем и пришлось разъехаться" (из воспоминаний Усовых, проживающих в дер. Леонтьевщина Вологодской области).

В конце 1970-х гг. в Нечерноземье треть административных районов насчитывала 200-500 и более населенных пунктов. В Вологодской, Ярославской и Калининской областях в среднем на район их приходилось свыше 300. В Псковской области более половины районов имели свыше 500 сел и деревень. Нечерноземная деревня оставалась самой малочисленной в России (122 человека против 240 в среднем по республике). Доля мельчайших населенных пунктов (до 50 жителей) составляла около 60% сельских поселений.

В связи с ограниченностью ресурсов коренное преобразование неперспективных сел было возможно за 15-20 лет и более. Сселение по всему Нечерноземью могло затянуться минимум на 50 лет. Сознание негативных последствий привело к отказу от деления населенных пунктов на перспективные и неперспективные и от планирования сселения: в 1980 г. такое решение было принято Госгражданстроем22.

Нестабильность ситуации, угроза сселения в другие районы, не способствовали благоустройству колхозов и совхозов. Большинство жителей теряло надежду благополучной жизни дома и не хотело начинать ее с нуля в деревне на новом месте. Селяне уезжали в город. Только в 1960-70-е гг. исчезло около одной трети сельских поселений Нечерноземья, что составило около 60 тыс. деревень, площадь пашни с 1930-х гг. сократилась на 10%, а сенокосов, пастбищ - почти в 2 раза23. Во второй половине 1980-х гг. в сельской местности России пустовало 490 тыс. жилых домов, общая площадь невозделанных земель при них достигала 200 тыс. га24.

В Нечерноземье сформировались три типа населенных пунктов. Это центральные поселки хозяйств, агропромышленных комплексов и объединений. Они составляли менее 10% всех населенных мест и сосредотачивали более трети населения. Далее - пункты сосредоточения отдельных объектов производства и обслуживания, работавшие во взаимосвязи с центрами хозяйств. К ним относились поселки отделений и бригад. Третий тип - пункты без производственных объектов при частичном или полном отсутствии учреждений обслуживания. Здесь условия проживания были самые неблагоприятные, однако, проживала в них пятая часть селян. В районах с дробной сетью населенных мест таких поселков было свыше половины. Более 85% селян этого региона в 1990 г. проживали в деревнях, насчитывавших менее 200 человек. Из них свыше половины жили в населенных пунктах численностью менее 50 жителей.

Отдельным селам удалось на своем примере доказать целесообразность сселения. Непросчитанные последствия здравой идеи для некоторых деревень обернулись трагедией для многих, а для жителей поломанными судьбами, растраченными интересами, невостребованным потенциалом.

Основой развития отраслей народного хозяйства является материально-техническая база, энерговооруженность работавших в ней людей. За 1918-1987 гг. на сельское хозяйство было отпущено 620,2 млрд руб., или по 42 руб. на 1 га посевной площади. Доля капитальных вложений в сельское хозяйство составляла в 1918-1949 гг. - менее 1% национального дохода. В последующие годы - менее 5%, в 1970-1980-е гг. - 5,4-7,2%. Однако и эти капитальные вложения не были направлены на улучшение плодородия земли и технологий выращивания сельскохозяйственных культур: 40% ассигнований шло на приобретение дорогостоящей и зачастую некачественной техники и оборудования, до 20% - на водохозяйственное строительство и до 10% - на строительство и оборудование ферм и животноводческих комплексов25.

Начиная с 1960-х гг. экономика колхозов все в большей степени базировалась на использовании общегосударственного бюджета. С 1971 г. начало осуществляться комплексное планирование капитальных вложений в строительство производственных, жилых, культурно-бытовых и других объектов. Были расширены возможности государственного кредитования. За 1960-1970-е гг. долгосрочные кредиты на капитальные вложения колхозов составили огромную сумму - 42 млрд руб., основное направление использования кредитов определялось на индустриализацию труда, специализацию и концентрацию производства. На практике за счет кредитов погашались просроченные платежи, строились незапланированные объекты, производились многочисленные выплаты, не связанные с прямой деятельностью колхозов, выплачивалась зарплата. Итогом была большая закредитованность хозяйств. Общая кредитная задолженность сельхозпредприятий государству составила к концу 1980-х гг. 230 млрд руб.

Ввиду сложного экономического положения колхозов и совхозов с них периодически списывались крупные суммы долга: в 1965 г. - 2 млрд руб., в 1975 г. - 3,5, в 1978 г. - 7,3, в 1982 г. - 9,7 млрд руб. Средства же, выделяемые государством, сокращались.

Зафиксированные статистикой миллиарды на протяжении 1960-80-х гг. составляли немногим более 30% капиталовложений России в сельское хозяйство 30 северных, западных и центральных областей Европейской части России. С учетом инфляции, недополучения средств на местах, безвозмездной передачи части из них снова государству происходило сокращение капиталовложений в сельское хозяйство региона. Только в 1989 г. с комитета по Нечерноземью было снято 40 млн руб. По сравнению с республиками Прибалтики материальных правительственных затрат в регионе было в 2, а по сравнению с Белоруссией - в 1,5 раза меньше26.

В 1960-е гг. уровень комплексной механизации в молочном животноводстве составлял менее 10%, в 1970-е гг. - 40%, в 1980-е гг. - 67%, на свиноводческих фермах соответственно: 25, 67, 76%, на птицеводческих - 17, 73, 91%. Среди этих ферм и комплексов было немало, где оборудование и механизмы полностью или частично не работали. Только треть ферм крупного рогатого скота и половина свиноводческих была переведена на механизированный режим работы. В животноводстве в 1980-е гг. до 70% работников были заняты ручным трудом27. В основном это были женщины. Принимавшая участие в социологическом обследовании А. И. Редькина из дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области рассказывала: "Сразу же после того, как перестала ходить в школу, пошла работать на телятник, где проработала около года. Затем возила молоко пять с половиной лет. Возила молоко на лошади 2-3 раза в день, обслуживала две фермы: ферму в Леонтьевщине и ферму Рудниково (там работали три доярки). Кроме возки молока сама мыла бидоны. Заработки в то время были очень низкие, хотя молока было очень много. После возки молока стала работать телятницей, телята были откормочники, проработала 8 месяцев. Когда построили в Леонтьевщине ферму на 200 гол. (1969 г.), стала работать дояркой. Нагрузка была 20-25 коров. Работа дояркой очень тяжелая: доили коров вручную, корма раздавали вручную, навоз убирали транспортером, сами коров чистили, днем сами дежурили (как дневные сторожа), пасли летом коров сами, в жаркие дни и ночью пасли, подкормку косили и возили сами. А весной с кормами было плохо, так ездили по полям собирали остатки.

Подросли девочки и стали помогать на ферме".

Не случайна распространившаяся в Нечерноземье частушка:

"Вот и кончилась война.
Я осталася одна.
Сама лошадь, сама бык.
Сама баба и мужик".

Для женщин в деревне крестьяне видели иное предназначение. Семья Редькиных из дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области выразила мнение большинства: "Наше общее мнение - женщину-мать необходимо беречь, создавать хоть маломальские условия, чтобы она могла воспитывать детей. А на данный момент что имеем? Женщина - это вол в полном смысле слова, дома трудится как пчелка, на работе - те же 8 часов наравне с мужчинами, да еще при нынешнем тотальном дефиците прибавьте стояние в очереди, - так когда же ей заняться детьми? А уж о том, чтобы обратить внимание на себя, на свою внешность, и думать не моги! Надо в корне такое положение менять.

Первое, и мы думаем, основное предназначение женщины - родить и воспитывать ребенка, поэтому рабочий день у нее должен быть короче, чем у мужчин. Была бы наша воля, мы сделали бы рабочий день для женщин не более пяти часов, а еще лучше - до обеда. Чтобы она могла придти домой, сготовить обед, встретить детей из школы, накормить, проверить уроки, да, наконец, просто с ними книги почитать. Этот вопрос очень серьезный. Это одним колхозом не поднять, надо союзному правительству уделить внимание.

Хотелось бы высказать свое мнение по многим вопросам, но кто его услышит, кто к нему прислушается, это глас в пустыне". Постепенно механизация производства входила в трудовую жизнь. В конце 1980-х гг. в Нечерноземье было сосредоточено 40% тракторного парка России, пятая часть зерноуборочных комбайнов, треть кормоуборочных, три четверти картофелеуборочных, и все льноуборочные. Нормативная потребность удовлетворялась не полностью: в тракторах - на 80%, зерновых комбайнах - на две трети, картофелеуборочных комбайнах - на четыре пятых, плугах - на две трети, свеклоуборочных комбайнах - на 60%. Цены на промышленную продукцию для села оставались высокими, продажа сельхозпродукции не давала возможности своевременно списывать и пополнять парк машин. Только за 1965-1985 гг. цены на средства производства и другие виды промышленной продукции для сельского хозяйства поднялись в 2-5 раз, а закупочные цены на сельхозпродукцию, сдаваемую государству, примерно в 2 раза. Повышая цены, государственные предприятия покрывали свои издержки за счет колхозов и совхозов. Общие суммы необоснованного удорожания основных видов промышленных средств производства и производственно-технических услуг для сельского хозяйства страны за 1984-1986 гг. составили более 18 млрд руб.28 За 1960-80-е гг. уровень механизации повышался медленно: к концу 1980-х гг. половина площадей картофеля убиралась машинами, посадка овощей была механизирована на четыре пятых, а уборка на четверть. В конце 1970-х гг. треть работников колхозов и совхозов работала при помощи машин и механизмов, к концу 1980-х гг. - половина. Участница социологического опроса Г. А. Бугаева, проживающая в дер. Уткино Вологодского района Вологодской области вспоминала: "Мы за свою работу получали копейки. Весь месяц в холоде - в растениеводческой бригаде, работаешь лопатой и вилами, а зарплата подойдет - больше 60 руб. в месяц не получишь. Да и сейчас наши зарплаты - смех сквозь слезы. Любой безработный в другой стране получает пособие в несколько раз больше, чем зарплату".

Колхозы и совхозы Нечерноземья значительно хуже были обеспечены кадрами, чем хозяйства других регионов республики. Если в среднем по хозяйствам России в 1970-е гг. на 100 тракторов приходилось 133 тракториста-машиниста, то в Нечерноземной полосе - 11629.

Колхозно-совхозное производство требовало пополнения кадров сельскохозяйственного профиля. Вузы и техникумы наращивали их подготовку. Колхозы имели возможность направлять учиться в институты педагогического и сельскохозяйственного профиля выпускников сельских школ на дополнительные внеконкурсные места, выплачивая стипендии за счет средств хозяйства. Это тем более важно, что подготовка в деревенской школе значительно отставала от городской. Такое направление получила дочь А. И. и И. Н. Редькиных, принимавших участие в социологических обследованиях, Галина: "Раньше о своей специальности ничего не знала. В колхозе нужен был экономист, и пришли в школу агитировать, что кто хочет пойти учиться по направлению от колхоза на экономиста, вот так и поехала поступать в Вологду в институт. Была месяц на подготовительных курсах, считаю, что они просто нам были необходимы с нашими знаниями".

60% инженеров и техников имели высшее и среднее специальное образование, остальные должности занимали практики. Среднее звено в основном возглавляли работники, не имевшие специального образования. Престиж профессий сельскохозяйственного профиля оставался низким. Опросы сельских жителей показали, что большинство не хотели, чтобы их дети избрали профессию родителей. "Мы в земле да навозе весь свой век ковырялись, пусть хоть у вас жизнь культурная будет"; "Мы всю жизнь в деревне грязь топтали, ничего, кроме работы, не зная, так хоть вы-то поживите по-человечески" (из высказываний родителей Кировской области)30. В деревне высоко оценивали городскую прописку, считая, что она служит средством для улучшения условий учебы, работы, жизни.

Проблемы деревенской жизни государство перекладывало на колхозы и совхозы. В трудных условиях ведения производства многие хозяйства добились высоких показателей. Это колхозы, возглавляемые П. А. Малининой, В. А. Стародубцевым, М. Г. Вагиным, Г. И. Саниным, А. В. Горшковым и другими. Немалое число хозяйств поддерживало хороший уровень труда и жизни для своих тружеников. Но многие оставались убыточными с низкими производственными и культурно-бытовыми показателями, практически без квалифицированного кадрового состава. Они жили перспективой обновления жизни.

Российское Нечерноземье - один из основных районов, производивших сельскохозяйственную продукцию для республики. В распоряжении 5 тыс. колхозов и 5 тыс. совхозов находилась 1/5 сельхозугодий России. Для их улучшения и расширения проводились мелиоративные работы. Темпы были невелики, использование новых земель малоэффективно. К середине 1980-х гг. в Нечерноземье было осушено менее 1/10 сельхозугодий (в Прибалтике свыше 1/2, Белоруссии - 1/4). Значительная часть вновь введенных в оборот земель не использовалась: в Нечерноземье до 40%. Жительница села Свищево Лесного района Тверской области А. Ф. Травина, принимавшая участие в социологическом опросе, рассказывала: "Когда качество воды стало ухудшаться, а речка - зарастать, мелиораторы чистили ее машинами, срезали камыши, углубляли дно какой-то землечерпалкой на гусеницах, так что мертвую рыбу выбрасывало прямо на берег. Но это только привело к тому, что перекопали все заводи, где раньше было много рыбы, а качество воды продолжало ухудшаться. В 1970-е годы мелиораторы почему-то решили осушить болотистые низины возле озера. Зачем было осушать - непонятно. Сено и так было хорошим, а пахать низины все равно нельзя. Но они выкопали несколько каналов, а из ручьев тоже сделали каналы. Так уничтожили приток Кремницы - речку Обретенку. Теперь там все заросло и стало непонятно что. А на более сухих полях они, наоборот, ложили дрены, корчевали и засыпали ручьи".

Из оборота выбывали и зарастали кустарником огромные территории ранее используемой земли. Принимавшая участие в беседах с социологами семья Усовых из дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области считала так: "Сейчас все земли находятся под сенокосами и пастбищами. На месте бывших сенокосов и пастбищ растет лес и кустарник. Все поля оказались запущенными. Теперь здесь очень мало засевают. Мелиораторы приложили руку - все перекопано, до конца не доведено, там, где проводили мелиорацию, остались одни овраги, растет только дудник, который скот не ест, да ольха. Поле Противоивановщину под коренными берегом реки распахали под рожь, хотя каждый год все заливает. Раньше там готовили по 200 центнеров заливного сена, а теперь - ни туда, ни сюда. Так и начинается эрозия почв".

Одновременно необоснованно много угодий, в том числе пашни, отводилось под промышленное строительство. Усугубляло положение злоупотребление ядохимикатами, гербицидами. Вместо интенсификации производства ряд районов оказались на грани экологического кризиса. Большинство земель Нечерноземья не превышало отметку 40 по 100-балльной системе исчисления плодородия почвы31. Это означало, что земля находилась на грани полного истощения.

После 1965 г. сельхозугодья сократились и составили к концу 1980-х гг. около 45 млн га, или 20% сельскохозяйственных площадей России. В структуре сельхозугодий пашня составляла более 2/3, 1/3 приходилась на естественные кормовые угодья - пастбища и сенокосы. Ведущее место в структуре посевных площадей принадлежало зерновым культурам - до 50%, второе место занимали кормовые культуры - 40%, затем площади под картофелем - 7% и льном-долгунцом - 2%; выращивали коноплю, сахарную свеклу. Овощи занимали менее 1% посевных площадей, небольшая часть была отдана под многолетние плодово-ягодные насаждения. Среди зерновых преобладали рожь, пшеница, ячмень, овес и гречиха. Урожайность сельскохозяйственных культур на протяжении 1960-80-х гг. оставалась невысокой. В 1960-80-е гг. в Нечерноземье была сосредоточена треть поголовья крупного рогатого скота, свиней, до 10% овец, коз.

Возраставшие потребности страны в сельскохозяйственной продукции предполагалось удовлетворить путем межхозяйственной кооперации, концентрации и специализации производства в крупных хозяйствах. Этот курс стал осуществляться с особой настойчивостью с 1976 г. Промышленные методы производства продукции, основанные на комплексной механизации, автоматизации и научной организации труда давали и высокую фондоотдачу, и эффективность. Хорошие показатели были отмечены на животноводческих комплексах "Щапово", "Кузнецовский", "Вороново", "Раменское" Московской области, им. 50-летия СССР - Горьковской, "Новый свет" и "Пашский" - Ленинградской, "Сотницынский" - Рязанской, "Ливенский" и "Мценский" - Орловской, "Любомирский" - Вологодской области. При разбросанности и малочисленности поселений, отсутствии коммуникаций и главное - финансовой нестабильности колхозов и совхозов - для многих хозяйств выгодны были небольшие хорошо оборудованные фермы, которые могли бы содержаться на должном финансовом, производственно-технологическом и кадровом уровне с налаженным снабжением кормами и помощью в транспортировке и реализации продукции.

При наличии 1/5 сельскохозяйственных угодий России на протяжении 1960-80-х гг. в Нечерноземье производилась примерно треть валовой продукции растениеводства и животноводства. Здесь выращивалась шестая часть зерновых культур, половина картофеля, до 40% овощей, почти вся льнопродукция. Нечерноземье давало треть мяса, до 40% молока и яиц, производящихся в России. На его долю приходилось 15% валовой продукции сельского хозяйства бывшего СССР. Российское Нечерноземье оставалось крупным сельскохозяйственным районом, одним из основных поставлявших продукцию сельского хозяйства для страны. Государство закупало в Нечерноземье 11% зерна, 94% льноволокна, 64% картофеля, 36% овощей, 32% скота и птицы, 39% молока, 47% яиц, 5% шерсти32.

Заметную роль в сельской жизни играли личные подсобные хозяйства. Однако наступление на личное подворье привело к уменьшению площади приусадебных участков, сокращению числа скота и птицы, нередко вплоть до полной ликвидации подсобного хозяйства. Только за 1958-1963 гг. размеры сельхозугодий, находившихся в пользовании граждан, сократились на 20% (600 тыс. га). Треть сельского населения должна была обеспечиваться продуктами питания через общественный и государственный сектора. В Нечерноземье к середине 1960-х гг. личные хозяйства давали 46% валового производства мяса, 41% молока, 61% яиц, 66% шерсти33.

В последующий период личное подворье сельских жителей снизило роль в производстве сельхозпродукции и государственных заготовках. В 1990 г. в личном секторе сельского хозяйства производилось около 30% мяса, молока, яиц, овощей, 65 - картофеля, 54 - плодов и ягод, 26% шерсти. В 1990 г. в подсобном хозяйстве колхозников было произведено картофеля в 3 раза больше, чем использовано на личное потребление, овощей и бахчевых - на 20%, фруктов и ягод - на 44, молока - на 10%. Производство яиц полностью обеспечило личное потребление, а производство мяса - на 73%.

Располагая лишь 2% сельскохозяйственных угодий, причем, как правило, худшего качества, не получая государственных капиталовложений, лимитов на материальные ресурсы, мелиорацию, подсобные хозяйства давали в 1990 г. 25% всей валовой продукции сельского хозяйства.

На личном подворье труд, почти полностью лишенный механизации, являлся в 2 раза более производительным, чем в колхозах и совхозах. Продуктивность гектара личных угодий была в 20 раз выше, чем в совхозах, в 13 - чем в колхозах34. Это экономические показатели. Показатели безысходной экономики, за которыми стоит тяжелый труд всей семьи.

Крестьяне из кубанской станицы писали Г. Явлинскому: "С этим надо что-то делать, так дальше жить нельзя. У нас в крае, начиная с 1995 года, все ринулись на поля. Понабрали земли, мы семьей взяли три участка, я, жена и дочка. Попробовали, а много ли наработаешь одной лопатой, и побросали люди землю. У нас недавно в Краснодаре глава администрации Н. И. Кондратенко проводил совещание сельхозработников, так на нем какой-то ретивый чиновник кричал, что крестьяне лодыри, не хотят работать. Дать бы ему в руки лопату, или тяпку, да заставить лето поработать в поле..."35

Негативное воздействие на развитие производства оказывала система заготовок. Она сложилась в 1930-е гг. и с незначительными изменениями продолжала функционировать вплоть до конца 1980-х гг. До сельхозпредприятий доводились планы производства и заготовок продукции часто без учета их реальных возможностей. Колхозы и совхозы часто отдавали урожаи почти полностью. "Обдирали колхозы как "липку"", - выразил мнение крестьян А. П. Усов из дер. Леонтьевщина Вологодской области. Но после выполнения заготовок, чтобы сохранить поголовье скота, иметь семенные фонды уже осенью обращались к государству за "помощью" и покупали втридорога свою же продукцию.

Предпринимались попытки преодолеть сложившуюся систему заготовок. В 1958 г. система обязательных поставок была заменена единой формой государственных заготовок - закупками сельхозпродуктов по установленным ценам. Это открывало возможность возникновения новых отношений между колхозами и государством. Однако эту идею реализовать не удалось. На практике твердые планы обрастали дополнительными заданиями, которые произвольно разверстывались на хозяйства.

Себестоимость производства основных продуктов в колхозах росла гораздо более быстрыми темпами, чем закупочные цены на них. В 1980 г. продукция, проданная государству колхозниками, приносила убыток: по молоку - 9%, крупному рогатому скоту - 13, свиньям - 20, птице - 14, шерсти - 11%. Это была одна из причин экономического упадка сельскохозяйственных предприятий. В конце 1980-х гг. пятая часть колхозов и совхозов Нечерноземья являлись убыточными. Их долг государству составлял 335 млн руб. Каждое третье хозяйство приносило убытков почти на 200 тыс. руб. в год36.

Стремительная жизнь города - всегда со знаком "плюс" для "новых горожан", которых в нем было большинство, звала на реализацию народнохозяйственных планов. Медленная жизнь деревни, где все перемены происходили перед глазами и окнами домов, смогла в памяти поколений зафиксировать катастрофу превращений для нечерноземного региона.

Крестьяне сохранили в памяти многие преобразования аграрной сферы и пронесли через всю жизнь любовь к своей малой Родине, желание ее защитить и помочь ей возродиться.

По сравнению с концом 1980-х - началом 1990-х гг. экологическая ситуация доколхозной деревни кажется крестьянству эталонной. Для них это своеобразный "золотой век" гармонии с природой. Разумеется, такое сравнение могут провести только крестьяне старшего поколения. Особенно наглядно эта тяга к сопоставлениям проявляется в тех селах, которые сильнее других затронуты экологическим кризисом.

Одной из важных особенностей этого периода было существование понятия "своей", общинной земли, пашни, леса, пастбища, воды, деревенских улиц, дорог, мостов, изгородей, колодцев, которые следует содержать в порядке, обихаживать и беречь. Этот список включает не только природные, но и хозяйственные объекты потому, что они не "конфликтовали" между собой, а дополняли друг друга. Именно поэтому проблемы землепользования и освоенности территории для крестьян во многом сродни проблемам экологии и соседствуют друг с другом в их высказываниях и оценках.

Посмотрим глазами крестьян на доколхозное село в целом: "До коллективизации отношения человека и природы строились на основе единоличного хозяйствования. Крестьяне сами осуществляли все работы на земле и в лесу. Реки использовались как естественные средства сообщения, источники чистой воды и рыболовецкие угодья. Пахота и сенокосы были основными источниками существования. Лес был источником ценной древесины, дичи и пушного зверя. На земле всю работу регулировала община. Размеры сельскохозяйственной деятельности ограничивались возможностями и потребностями. Потребности определялись в основном размерами семьи. Рынка сельскохозяйственных продуктов не существовало. Возможности определялись природными условиями северного края" (Кобелево, Архангельская область).

Огромную ценность в глазах крестьян представлял лес. "Лес был богат ягодами: брусникой, голубикой, черникой, клюквой, морошкой, малиной. Их собирали и заготавливали на зиму бочками. Сбор грибов для засолки был прост. Ехали в лес телегой и привозили ее полную грибов. Использование леса было строго регламентировано. Существовали государственные правила лесопользования, которые крестьянами соблюдались, а лесничими с объездчиками контролировались. Лес вырубался только зрелый, выборочно. По воспоминаниям Богдановой, в деревне осудили паренька, просто так стукнувшего по дереву топором. Охотничьи угодья в лесу были свои у каждого охотника. Каждый охотился на своих местах" (Кобелево, Архангельская область). С теплотой, заботой и любовью относились крестьяне к животному миру.

Территория деревни регулярно очищалась от мусора, чистоту улиц поддерживали всем миром.

Проведение форсированной коллективизации в конце 1920-х - начале 1930-х гг. обещало крестьянам всеобщее материальное процветание и достаток, если не изобилие. Социализм должен был "покорить" природу и использовать ее в своих интересах. Интересы прогресса обязывали снять противоречия между средой "как она есть" и какой она "должна быть". Именно поэтому на протяжении всего советского периода понятие "покорение природы" играло столь важную роль в официальной идеологии. После начала коллективизации в селе стали быстро изменяться формы и принципы организации всей крестьянской жизни, включая и ее природоохранительную сторону. Они коренным образом отличались от старых, общинно-единоличных. Деревня стала жестко управляться сверху.

Смена моделей природопользования была достаточно медленной и растянулась на несколько десятилетий. Традиции оставались на селе еще довольно долго, хотя постепенно они все более угасали, казались новому поколению отжившими, ненужными или даже вредными, мешающими властям. Этот процесс был бы более медленным, если бы не война, научившая пренебрежению природными ресурсами, оправдывавшая их мобилизацию для нужд фронта или местного гражданского населения, лишенного прежних государственных источников снабжения продуктами и топливом.

Это касалось водных ресурсов:

"Еще в 1950-е годы на реке Сиговке стояла мельница. Шлюзы регулировали уровень воды. Плотину регулярно чистили до 1950-х. И дно озера тоже. Косили тресту, все берега были чистые. Коров загоняли в воду, и они всю осоку съедали" (Сиговка, Тверская область).

"До войны на Волге водилось много рыбы. Воду из реки подавали в чайных. Но после создания Иваньковского водохранилища скорость течения упала, и вода не очищается" (Городня, Тверская область).

Земельного фонда:

"А тут, вот как колхоз наступил, - и все!.. Все сразу помрачилось: обрабатывали все вместе - не то было! Не то! Рай тут был!" (Леонтьевщина, Вологодская область).

Лесных угодий:

"Ухудшение положения с лесом началось в послевоенные годы, когда столетние дубы были выпилены военнопленными и вывезены. Позднее лес добивали вывозом на тракторах. Уродовали лесной подрост, создавали искусственные просеки. Сейчас ухода за лесом нет. До войны и в 1950-60-е годы все участвовали в уходе. Лесник ежегодно приглашал на "чистку чащобы". Одновременно лес делили по дворам" (Кобелево, Архангельская область).

Животного мира:

"В 40-е годы рыбы было много. Ловили и на Сиге, и на Селигере. Продавали на санях по всей округе, даже в Селижарове. Ели сами много. Готовили на зиму по 2-3 бочки соленой рыбы. Тогда разрешали ловить вдоль озера" (Сиговка, Тверская область). Деревня изменилась мало, но раньше было очень чисто, машин было совсем мало, дорогу перед домом убирали. Сейчас этого нет, хотя дорогу немного подсыпали. Но, вообще, многое осталось, как всегда было (Свищево, Тверская область).

Если в 1930-е гг. были заложены важнейшие предпосылки экологического кризиса - идеологическая и организационно-хозяйственная, то с начала 1960-х годов к ним, с приходом машинной цивилизации, добавались еще и безграничные технические возможности для претворения в жизнь самых смелых планов "покорения природы". Уже через несколько десятилетий последствия такой политики проявили себя в полной мере.

Продолжающаяся быстрыми темпами депопуляция сел, особенно северных, нечерноземных и белорусских, вызвала всеобщее запустение, прекращение всякого надзора за природой, уменьшение площади пашни и вообще всех сельскохозяйственных угодий, одичание природы и падение освоенности территории.

Еще хуже пришлось тем селам, которые были выбраны точками роста, сочтены чиновниками перспективными для инвестиций или оказались вблизи от крупных, быстро растущих городов. Их территория стала ареной конкуренции, местом столкновения взаимоисключающих друг друга видов землепользования: рекреационного, сельскохозяйственного, промышленного, транспортного. Бесконтрольное нашествие горожан, руководствующихся, как прежде и прадеды, нормами обычного права (тем, к чему не приложены руки и не принадлежащим никому может пользоваться любой желающий) вконец разорили леса, ягодные, грибные, речные угодья пригородных сел.

Крестьяне не могли справиться с этой неуправляемой стихией. Старые способы защиты своих интересов были забыты, да и сами сельские общины оказались разделенными на местных и приезжих, сельскую элиту и рядовых колхозников, старых и молодых селян, недавних горожан и дачников. Все они имеют разные представления о территории, о своих потребностях и о моральности тех или иных способов природопользования. В этих условиях они не стремятся, или им не удается выработать единую согласованную политику и взять под контроль свою территорию, ориентируясь хотя бы на практику начала века, о которой у старожилов еще остались какие-то воспоминания. Успешных примеров такого воссоздания экологических традиций не было ни в одном из обследованных сел.

"А ничье потому что. Может быть, я прав, или не прав, но потому, что нет хозяина, ничье. И начальники - им до лампочки, им план. Нарубить, например, столько-то. Нарубили и отчитались наверх, а вывезли его или нет, дошел ли он, попал ли на лесозавод - их уже не касается. И вот везде так, а теперь тем более. Вообще нет никакого хозяина, никакого. Никому ничего не надо. И лес сплошняком рубят, а тогда были клинья: какое дерево срубить, а какое оставить" (Свищево, Тверская область). Постепенно оскудели лесные угодья, многие исчезли.

"Лесные угодья оскудели. Ягод мало. Грибов тоже. Железная дорога Архангельск - Карпогоры вызывает летом и осенью поток охотников за ягодами и грибами из Архангельска и Северодвинска. Разнотравье оскудело. Нет трав, которые составляли богатство зеленых кормов. Лес не сплавлялся молем только последние три года, а везут на станцию автомашинами. В лесу ведется сплошная вырубка" (Кобелево, Архангельская область).

"В 70-х годах была кампания по заготовке елочной хвои, из которой делали корма. В основном этим занимались городские, а они рубили ветки, снимали хвою и потом остальное бросали" (Сиговка, Тверская область).

Население деревень разъехалось, оставшиеся, в основном, старики, не могли рационально использовать пашню, выпасы для скота. Они старались приспособить природу под свои нужды, что приводило к еще большему запустению дальних угодий, снижению освоенности полей, пастбищ. Они зарастали кустарником, выходили из сельхозоборота.

"Освоенность пространства падает. Запускаются поля, межколхозные поскотины используются слабо. Скот уже не гонят на выпас в верховья реки Покшеньги. На сенокосных угодьях начинают пасти. В ближайшем лесу мелкие поля вдоль дорог не обрабатываются и они поросли лесом" (Кобелево, Архангельская область).

Проблемы социального и культурного переустройства села государство в основном решало за счет колхозов. Они же производили оплату труда членам своей артели. Все социальные выплаты (пенсии, пособия и т.д.) также производились из бюджета колхоза.

До конца 1950-х гг. оплата труда в большинстве колхозов России велась по трудодням. Лучшие хозяйства выплачивали колхозникам заработную плату. В 1959 г. менее 7% колхозов Нечерноземья перешли на эту систему (в России - 8%). Зарплата колхозников составила 28 руб., что оказалось вдвое меньше зарплаты рабочих совхозов и втрое - зарплаты рабочих промышленности. К концу 1980-х гг. колхозник получал 221 руб., работник совхоза - 263 руб.37 Это было меньше, чем зарабатывали рабочие промышленности, тем не менее при наличии доходов от личного подворья такая зарплата позволяла жить на хорошем уровне.

Выкачивая экономические показатели из колхозов и совхозов, государство не выплачивало колхозникам, как всем другим гражданам страны, пенсии. Этот вопрос был переложен на колхозы. Большинство их были не в состоянии существенно поддерживать своих ветеранов, а часто совсем не могли поддержать. Кроме объективных причин крестьяне отмечали и несправедливое отношение колхозного руководства к ветеранам. Рассказывает А. П. Усов, житель дер. Леонтьевщина Вологодской области: "Еще пример перегиба. В связи с выходом на пенсию было так: или получай половину пенсии или половину усадьбы. Это было так пенсионерам-инвалидам войны. Колхозным пенсионерам пенсию не давали. Так 10 соток от усадьбы в 1973 году отдали другому. А через два года - в 1975 году - это постановление отменили и вернули 10 соток". В 1963 г. в стране лишь четвертая часть престарелых колхозников и инвалидов получала пенсии. Только с 1965 г. колхозники были приравнены к остальным гражданам страны. Но при этом пенсионный возраст для них был увеличен на 5 лет. Минимальная пенсия составила 12 руб. в месяц. К 1980 г. размер ежемесячных пенсионных выплат был увеличен до 28 руб.38

На протяжении многих лет значительная часть создаваемого в сельском хозяйстве дохода направлялась на решение общенародных задач. Совокупные затраты на социально-бытовые нужды в городе значительно превышали аналогичные расходы на селе. По уровню развития материальной базы социальной инфраструктуры село заметно отставало от городских поселений. В расчете на одного сельского жителя в 1970-80-е гг. капитальные вложения в развитие учреждений и предприятий социальной сферы на селе были почти в 3 раза меньше, чем в городе. Объемы инвестиций в непроизводственную сферу села осваивались на 60-70%.

Немалые трудности преодолевали сельские жители для приобретения промышленных и продовольственных товаров. В большинстве сел магазины отсутствовали, в функционировавших ассортимент товаров был крайне узок. За покупками ездили в районные и областные центры. Жители дер. Уткино Вологодского района Вологодской области семья Арбузовых, принимавшая участие в социологических обследованиях, рассказывали: "Все заготовленные продукты являются большим подспорьем семье, особенно в этом году, так как цены на продукты баснословные и продолжают галопировать, да и самих продуктов или нет в сельском магазине, или завозят в таких количествах, что не знаешь, то ли готовить из них, то ли Богу молиться (так, в этом году "давали" по талонам за 10 месяцев по 100 грамм маргарина на человека). Все продукты и промтовары в деревне продаются по талонам-карточкам. Талоны существуют почти на все виды продовольственных и промышленных товаров. Хлеб продается по 0,5 кг на человека в день. Белый хлеб или батоны привозят 2 раза в неделю. В этом году привозили в магазин муку и песок по коммерческим ценам: мука - по 2,70 и песок - по 8 рублей за килограмм. Все, конечно, быстро разобрали, т.к. с деньгами чаю не попьешь и из денег пирогов и блинов не напечешь, а дети хотят и блины, и оладьи, и пироги".

Семьи колхозников приобретали в магазинах городов до 40% товаров. При этом каждая сельская семья ежегодно тратила на поездки за товарами в город примерно 160 часов.

Потребительское отношение государства к деревне порождало особые принципы политики в области культуры. Главным критерием при распределении материальных и финансовых благ оно считало производственные показатели колхозов и совхозов. Поэтому квота государственного бюджета, выделяемая на культурные потребности села, распределялась среди сильных хозяйств. В условиях Нечерноземья крупные села имели на своей территории общеобразовательную школу, дом культуры или клуб, библиотеку. Наличие учреждений культуры служило стимулом жизни в деревне.

Семья Арбузовых, живущая в дер. Уткино Вологодского района Вологодской области - участники социологического обследования, рассказывала: "Сейчас в Уткине стало жить намного лучше: во-первых, построили среднюю школу. Какая мать не переживала, когда ее ребенок после 3 класса уезжал учиться то ли в Погорелово, то ли в Сосновку? Эти ежедневные поездки на автобусе в большие холода: то сломается автобус, то задержится. Во-вторых, открылся Дом культуры, где работает много кружков. В-третьих, наряду со строительством производственных зданий - строительство жилья".

Деревенская жизнь проходит у всех на виду. Высокую нравственность поддерживала церковь. Число культовых учреждений резко сокращалось. Многие церкви использовались под клубы, склады, кинотеатры, мастерские. Иные варварски уничтожались. Из воспоминаний С. Л. Грачева, жителя деревни Чижево Лесного района Калининской области: "Две церкви рядом стояли - одна кирпичная, другая деревянная. Вот где кирпичная, сейчас здесь сельхозтехника расположилась, построили постройки, церковь хотели разобрать на кирпич, воспользоваться кирпичом. И ничего не вышло. Кирпич не снять с раствора. Вот такой делали раствор. А рядом с церковью стояла... вроде часовенки, маленькая такая будочка, и начали ее ломать. И ничего, ни одной кирпичины, все идет на лом. Ее взять с раствора невозможно. Ну, церковь поломали и бросили, оставили ее в середине этих построек, что в Лесном. А такая красота-то была"39. В 1953 г. в стране насчитывалось 15 тыс. православных церквей, в 1986 г. - около 7 тыс. Число прихожан сокращалось, в основном это были люди преклонного возраста. В 1980-е гг. возрождение церкви привело к увеличению верующих и посещающих культовые учреждения.

Оторванность от большой жизни, неразвитость социально-культурной сферы нередко вели к развитию склонности у крестьян к употреблению алкоголя. Нередко праздники и будни скрашивались выпивкой, для некоторых это стало нормой жизни. Стало обычным явлением для деревни за хозяйственные работы рассчитываться спиртным. Крестьяне и особенно крестьянки активно боролись с пьянством, осуждали его. Участвуя в социологическом опросе, семья Редькиных из дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области так считала: "Нужна дисциплина на производстве и, прежде всего, самодисциплина. Очень много сейчас пьянки. Пьют и в рабочее время, а какой спрос с пьяницы, как он работу выполнит? А так и сделает: "Где видело, где слышало, где само догадалося". Надо в этом плане тоже что-то предпринимать. Тот указ по борьбе с пьянством 1986 года, он неправильный и не имел такого действия, скорее, он теперь сыграл обратную роль - нам кажется, что стали в последние год-два еще больше пить. А это ведь урон семье моральный, а про материальный и говорить не приходится. У нас в деревне каждый-каждый выкупает эти несчастные две бутылки водки. Без нее нельзя - это у нас СКВ (свободно-конвертируемая валюта). Ведь все, что приходится просить кого-то сделать - что угодно - расчет только СКВ и во многих случаях - литражом, т.е. не одной бутылкой, а литрами. Так вот сами посудите, старушка получает пенсию, жалкие гроши - 70 рублей, из них она должна, нет, просто обязана отдать 20 рублей ни за что, ни про что. Да она лучше бы на них хоть что-нибудь купила из продуктов, и то больше пользы было бы, так нет, она этого сделать не может".

Огромные надежды возлагались на аграрные реформы, начатые в декабре 1991 г. Атака на колхозно-совхозную систему привела к ее ликвидации. Одним из успехов аграрной реформы России, прежде всего Нечерноземья, стало содействие миграции в деревню населения, не утратившего интереса к труду на земле. Но опросы социологов зарегистрировали, что почти две трети первых индивидуальных хозяйств, созданных горожанами, не ставили целью постоянного местожительства в деревне и самостоятельного сельскохозяйственного труда40.

За десятилетия абсолютного господства крупного производства сменилось несколько поколений его работников. Незнание на профессиональном уровне полного процесса цикла сельскохозяйственных работ отталкивали бывших колхозников и рабочих совхозов от перехода к индивидуальному ведению хозяйства.

На 1993 г. из неполных 26 тыс. колхозов и совхозов лишь 972 колхоза и совхоза (менее 4%) превратились в ассоциации фермерских хозяйств. К осени 1993 г. общее число индивидуальных хозяйств, называемых фермерскими, на территории России превысило 260 тыс. Их земельная площадь - 11 млн га, посевная - около 6 млн га. Средний размер такого хозяйства составлял 42 га всех земель, 22 га посева. Их удельный вес в производстве определялся в 2-3%.

Освобождение цен на товары и услуги еще больше усилило неэквивалентность обмена между городом и деревней. За 1992-1993 гг. закупочные цены на мясо возросли в 45 раз, на молоко - в 63 раза. На бензин - в 324 раза, на трактор К-700 - в 828 раз, трактор Т-4 - в 1344 раза. Сократившееся снабжение деревни техникой привело к тому, что в составе используемых комбайнов две трети прослужили по 7 и более лет.

Все формы сельского хозяйства стали убыточными. Начался катастрофический спад производства. По сравнению с 1990 г. в России в 1993 г. производилось 40% зерна, 45 - растительного масла, 50 - мясопродуктов, 53% молокопродуктов41. Поголовье скота и его продуктивность упали до уровня 1960-х-начала 1970-х гг.

Разрушив колхозно-совхозную систему, оказалось, что сельскохозяйственные производственные показатели поползли вниз. Продовольственного изобилия благодаря новым формам хозяйствования на земле не наступило. Реальные перестройки у себя дома убеждали селян в скоропалительности, непродуманности решений аграрных проблем, новых трудностях, порой неразрешимых, и собственной ненужности.

В 1992 г. совхоз "Беляевский" Смоленской области был приватизирован и разделен на фермерские хозяйства. На территории бывшего совхоза осталось в 6 раз меньше пашни, втрое убавилось скота, почти в 2,5 раза меньше продали государству мяса и в 2 раза молока. Часть полей заросла кустарником. На территории бывшего совхоза закрыли магазин, детский сад, дом культуры, библиотеку, пункт бытового обслуживания. Предполагаемого благополучия не получилось. Раздел земли и распыление ресурсов обрекли производство на гибель. Имевшейся в совхозе техники с трудом хватало на весь хозяйственный цикл. При фермерском варианте этого оказалось катастрофически мало. И это несмотря на то, что фермеры объединились в ассоциации по 7-9 семей42. По такому поводу крестьяне сложили стихи:

"Дали землю, дали трактор,
Разрешили говорить.
Привезли из теплой Грузии
"Хихани" покурить.

Буду фермером богатым,
Буду землю я любить.
Мне Россию с этим трактором -
Позор не прокормить!

Ну и кое-что продали,
А взамен нам привезли,
"Беломора" пачки три.
Вот докурим "Беломорчик",
И пойдем мы спать в вагончик.

Сидит и думает Егор:
"Где взять колеса и мотор,
Капот и радиатор?",
Ведь он же арендатор.
Пока он курит "Беломор",
И ждет колеса и мотор,
И глубоко задумался -
А ладно ли он "сунулся?""

(коллективное творчество крестьян Вологодской области).

Подводя итоги аграрных преобразований за 1990-е гг., В. П. Данилов писал: "Реформа в сфере сельского хозяйства необходима, однако речь должна идти о всеобъемлющей реформе аграрных отношений в стране, требующей огромной созидательной работы на протяжении достаточно продолжительного времени. Целеустремленная и опирающаяся на широкую поддержку со стороны государства (не только кредиты, но и обеспечение производства современной техникой, строительство инфраструктуры и т.п.) реформа даст положительный результат лишь при условии полной свободы выбора форм хозяйства (семейно-индивидуальных, мелкогрупповых, крупных коллективных и др.). Быстрых успехов не будет, поскольку потребуются годы только на восстановление потерь, масштабы которых продолжают нарастать"43.

Суровые климатические условия, невысокое плодородие почвы исконно не позволяли крестьянам Центра и Русского Севера заниматься исключительно земледелием. Традиционным для этого края было отходничество и широкое развитие промыслов. Отходниками становились крестьяне-мужчины, промыслами занимались семьями. На этом основании развивалась торговля. Первые торговые и промысловые села, фактически полностью не связанные с сельским хозяйством, начали свою историю именно в Нечерноземье. Самые знаменитые российские промыслы, принесшие стране мировое признание, основаны в этом регионе: деревни Жостово, Федоскино, знаменитые Палех и Гжель. Обычные крестьянские занятия в период от Покрова до Красной Горки для женщин: вязание, вышивание, плетение кружев, в Нечерноземье становились круглогодичными; мужчины также, кроме необходимого для поддержания семьи сельскохозяйственного производства круглогодично занимались кузнечным, гончарным, плотницким делом. И именно это приносило в семью благополучие. Сужение, забвение и полная ликвидация промыслов понизили жизненный уровень сельского населения края. "Это в 60-е годы не стали ничего уже ткать, так как все в магазинах появилось, а теперь опять совершенно пусто. Так хоть доставай из чулана "все" свое оборудование и учи молодежь.

Да многое бы нужно возродить из ремесел у мужчин и научить женщин женским делам. Нынче вряд ли какая девушка сможет спрясти шерсть, а так бы это в деревне нужно.

(До войны собирались на беседы и посиделки не только молодежь, но и женщины: кто с вязанием, кто с прялкой, пустых речей не вели, если и отдыхали, то только голова, а руки были заняты всегда). В сенокос девушек собирали сено "заскребать", а после этого вечером, кто приглашал их, тот дает горницу или избу под пляски" (из воспоминаний крестьян Вологодской области). Увеличить достаток оказалось невозможным за счет колхозно-совхозного, оторванного от государственной протекции и дотации, и личного подсобного хозяйства. Недостающим звеном долгие десятилетия были отходники, материально поддерживавшие свои семьи и промыслы. Отходники превратились в мигрантов, навсегда порвавших с деревней. Промыслы ликвидировались. Связующим звеном являлась кооперация, но и она была стремительно заменена на колхозную систему. Центральная и северная деревня в силу природно-географических условий не приспособлена к благополучному индивидуальному сельскохозяйственному развитию. Традиционная крестьянская корпоративность еще более способствовала кооперированию интересов жизни и хозяйства. Не утрачена эта черта характера и у современного крестьянина. "Так что в России-матушке у нас куча дел, и почти все неотложные, и все решать надо как можно быстрее. Но мы считаем, что все можно решить, надо только всем миром взяться, вот тогда и толк будет. Ведь как говорят: "Возьми один прутик - его можно сломать и двумя пальцами, а сложи их в веник - и двумя руками не переломишь". Вот так и нам надо объединиться всем, а не делиться на наших и не наших, всем будет только польза" (мнение семьи Редькиных, проживающих в дер. Леотьевщина Вологодской области).

Невозможность выжить в одиночку и привычка жить коллективно, общинно с принципами равноправия и справедливости были использованы властью Советов при создании коллективных хозяйств. Но в единственном варианте, жестко регламентированном и бесчеловечном по средствам исполнения кооперация производства в деревне: коллективизация сельского хозяйства СССР разорила деревню, разъединила ее жителей. Пострадавшими оказались все: сельскохозяйственное производство, крестьяне, авторитет государственной власти.

Самые яркие воспоминания крестьян старшего поколения связаны с проведением коллективизации в деревне. Эти рассказы навсегда запомнились и их детям и внукам. Воспоминания семьи Арбузовых, проживающих в дер. Уткино Вологодского района Вологодской области: "Прошла революция, пришли люди с войны. Начали строить свои дома, как ни тяжело было, а кто или латал, или вновь строил. Но находились и такие, которые говорили, что Ленин сказал, что все ваше: и фабрики, и заводы, и все; так зачем строить, выгоним из хороших домов зажиточных, да тех, кто не был на войне, и дело с концом. На что брат деда (инвалид) ответил, что все это хорошо, что Ленин посулил вам фабрики и заводы, только не посулил, что на них работать нужно круглосуточно. Да и каково было бы, если самих выгоняли из дому, представьте себя на месте выгнанных. А такие случаи были (и в Уткине, и в других местах). Беднота, которым неохота было строить, и занимали дома. Так, свекровь у Софьи Алексеевны доживала в бане. Отца обзывали "кулацкая образина", да и нам, детям, доставалось - "кулацкое отродье".

Работали, прежде всего, очень много, но было жить как-то веселее, молотили, а сами пели, а сейчас и песни не услышишь. Много было и несправедливости, но что поделаешь".

Трагической страницей памяти остались рассказы о проведении коллективизации, которая отразилась на семье Бугаевых: "По словам матери Галины Алексеевны Бугаевой, дед с бабушкой жили по-среднему. У них было шестеро детей. По тем временам дом был у них большой и большой двор под одной крышей.

В хозяйстве у них было: четыре лошади, семь коров, овцы, свиньи и куры. Со всем хозяйством управлялись сами, наемных людей не было. Все у них было свое: молоко, мясо, яйца, творог, сметана, масло, сало, шерсть. Сколько земли у них было, Галина Алексеевна не помнит, а выращивали все: овощи и картофель, и лен. Бабушка сама пряла и ткала из льна и шерсти. Весь сельхозинвентарь был свой: и плуги, и бороны, и сепаратор, и многое другое (сани, телеги, дроги, упряжь).

Во время коллективизации их семью раскулачили, увели весь скот и забрали всю одежду, а их оставили жить в своем доме. Дед после раскулачивания ушел в лес и там сошел с ума. Его ловили очень долго, еле-еле поймали. Позже, дома он и отошел. Мать в колхоз вступила сразу, как только колхоз образовался".

Но жизнь шла вперед. Сменились поколения крестьян, утвердились новые системы хозяйствования. Большинство крестьян не хотели новой ломки жизненного уклада, искали примирительные пути с государством, взаимовыгодные и взаимоприемлемые. Душевная обида за старшее поколение не влекла за собой стремительную перестройку аграрного сектора на индивидуальной основе. Это было характерно для деревни вообще, но особенно для нечерноземной. Свой голос крестьяне отдавали за совершенствование кооперативного ведения хозяйства. Семья Редькиных, проживающая в дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области, высказывалась за поддержку колхозов:

"Мы горой за колхозы, нет, не разорять, а укреплять их надо. Выходит, наши родители зря все это делали, создавали? А ведь в колхозах какие урожаи были в их-то годы, как они умели хранить то, что привезли? Все это нужно возродить, вот может быть тогда и накормим страну. Кто хочет взять землю в аренду - пусть пробуют (толку вряд ли будет чуть). У нас здесь уже и фермеры арендовали, и то, и другое, только проку пока мало. Нужно, чтобы просто каждый человек болел душой за общее дело (как за свое), был ответственен за него, чтобы можно было бы с кого спросить. Вот тогда и в колхозах пойдет дело в гору". Оснований для стремительной ломки колхозной системы и разрушения агропромышленных комплексов и предприятий с определением фермерского (индивидуального) пути как магистрального в масштабах всей страны не было. Подтверждением тому сельское хозяйство Нечерноземья. Центральная и северная деревня России медленно и долго налаживала коллективное производство. В силу объективных причин: разбросанность деревень, малочисленность сельского населения, старый возрастной состав с преобладанием женщин возможностей для массового развития "единоличного" хозяйства не оказалось. Но государственная политика была построена на том, чтобы отдать крестьянам то колхозное имущество, которым они и так пользовались, вместо крупного финансирования аграрного сектора. Колхозную систему можно было поддержать, совершенствовать, дотировать, а фермерство - развивать заново. Было отдано предпочтение второму. Финансирования по-прежнему не было. Результат идентичен с колхозным производством на начальном этапе становления.

В стране с огромным разбросом природно-климатических особенностей не могло быть единственного решения столь сложнейшей проблемы, как новое преобразование аграрной сферы, всего уклада крестьянской жизни. Единый колхозный путь, пройденный крестьянством за 60 лет, был объявлен губительным, отвергнут, даже без извлечения опыта из многолетнего крестьянского труда на благо государства. Если на Кубани при плодородных землях и благополучном уровне жизни в советское время, в конце 1990-х склонялось большинство крестьян к семейному хозяйству при государственной собственности на землю (66%)44, то для Нечерноземья требовалась большая экономическая поддержка на уровне правительства и иные формы организации производства, ибо деревня стала по преимуществу женской и старой. Личное подсобное хозяйство уже к началу 1980-х годов приобрело характер действительно "подсобного": сокращались земельные площади, сужалась структура сельскохозяйственных культур, практически полностью ликвидировано домашнее животноводство. Основным источником дохода стало общественное хозяйство и работа в государственных учреждениях45. Большинство крестьян склонялось к созидательной аграрной политике, т.е. развитию существовавших форм ведения хозяйства, против разрушительной тенденции созданного их трудом. В начале 1990-х годов они еще верили в возможность этого пути. И. Н. Редькин, житель дер. Леонтьевщина Кичменгско-Городецкого района Вологодской области в ходе беседы с группой социологов предполагал: "Мы думаем, что наша деревня не умрет, возродится. Все же у нас и молодежь есть, и дети. Хочется, чтобы правительство хоть в лице Горбачева, хоть в лице Ельцина повернулось, наконец, лицом к деревне, протянуло ей руку помощи, а то только все из деревни тянут, как дойную корову, а она уже стала яловой. Необходимо создать условия для того, чтобы колхозы окрепли, встали на ноги (а они сейчас поставлены на колени, если не сказать, что многие плашмя лежат). А сейчас что? За разные железяки, удобрения с колхозов семь шкур дерут, а как от колхозов продукцию принимают, так за гроши. Ни к чему взвинтили эти цены на технику и прочее, это вызвало цепную реакцию, будет еще хуже. Деревня реагирует на все нововведения так же, как и рабочий класс, только на нее внимания никто не обращает, а зря. Будет еще и на деревенской улице праздник".

Деревню слушают и не слышат. Голоса крестьян тонут в обсуждениях и дискуссиях. Россия приобретает статус зависимого государства, ибо, не решая продовольственную проблему, невозможно сохранять полную независимость страны. Крестьянский мир аккумулирует в себе обиду и боль на новые не преобразования в деревне. После решения аграрного вопроса он вновь оказался в центре государственной политики, как и на протяжении всей российской истории, только изменилась демографическая и политическая ситуация по сравнению с началом XX века: крестьян в России меньшинство, и они не хотят революционных перемен.

Примечания

1 Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 591. Оп. 1 "Письма сельских женщин в газету, подведомственную ЦК КПСС, "Сельская жизнь"; Российский государственный архив новейшей истории (далее - РГАНИ). Ф. 5. Оп. 15. Д. 407; Оп. 16. Д. 689; Оп. 33. Д. 90, 217; Оп. 46. Д. 163; Ф. 89. Перечень 26. Документ 6.

2 РГАНИ. Ф. 89. Перечень 6. Документ 12; Перечень 57. Документ 20; Ф. 5. Оп. 15. Д. 408.

3 Социальный облик колхозной молодежи: По материалам социологических обследований 1938 и 1969 гг. М., 1976; Зотова О.И., Новиков В.В., Шорохова Е.В. Особенности психологии крестьянства. Прошлое и настоящее. М., 1983; Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1993-1995 и др.

4 Голоса крестьян. Крестьяне Кубани пишут Г. Явлинскому. Кубань-Москва. 1999. С. 1.

5 Там же. С. 2. 18% видели решение в возвращении как к основе к колхозно-совхозному порядку землепользования в СССР, 4% считали, что следует оставить "все как есть" - пусть дети и внуки решают, 5% - затруднились ответить.

6 Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика России (XVIII-XX вв.). М., 1995. С. 311-312; Российский государственный архив экономики (далее - РГАЭ). Ф. 4372. Оп. 66. Д. 7095. Л. 9.

7 РГАНИ. Ф. 89. Перечень 35. Документ 5. Л. 4-5; Документ 6. Л. 4; Документ 7. Л. 2-7; Документ 34. Л. 1-2; Документ 35. Л. 1-3; Документ 36. Л. 1-3.

8 Староверов В. И. Город или деревня. М., 1972. С.3-4; Он же. Социально-демографические проблемы деревни. М., 1975. С.247-248; Иоффе Г. В. Нечерноземье: социальная география и хозяйство. М., 1986. С. 8; Концепция развития агропромышленного комплекса Нечерноземной зоны РСФСР. М., 1988. С. 5-6.

9 Велданова И., Казаков А., Лиходед В. Миграционная подвижность сельского населения Нечерноземья //Нечерноземье: демографические процессы. Народонаселение. Вып. 17. М., 1977. С. 46.

10 Переведенцев В. И. Население СССР. (Вчера, сегодня, завтра). М., 1972. С. 8.

11 Аитов Н. А. Социальное развитие регионов. М., 1985. С. 120-121, 134-135; Крапивенский С. Э., Дементьев С. М., Крамарев В. Ф. Сельскохозяйственный коллектив как объект социального планирования. М., 1981. С. 59-62; Вестник статистики. 1991. № 8. С. 52; 1992. № 1. С. 10; Комсомольская правда. 1989. 23 февраля; РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 66. Д. 7095. Л. 18.

12 Комсомольская правда. 1988. 16 февраля; Правда. 1987. 30 октября.

13 РГАСПИ. Ф. 591. Оп. 1. Д. 38. Л. 67.

14 СП СССР. 1974. № 19. Ст. 109.

15 Расселение в Нечерноземной зоне РСФСР. М., 1975. С. 35-41; Безнин М. А. Колхозное население в Российском Нечерноземье в 1950-1965 гг. Вологда, 1990. С. 6-14.

16 Голоса крестьян: Сельская Россия ХХ века в крестьянских мемуарах. М., 1996. С. 24.

17 Оптимальные размеры сельскохозяйственных предприятий. М., 1965. С. 57.

18 Расселение в Нечерноземной зоне РСФСР. С. 9, 35-41; Безнин М. А. Колхозное население в Российском Нечерноземье в 1950-1965 гг. С. 6-14.

19 Динамика систем расселения. М., 1977. С. 36.

20 Правда. 1988. 15 апреля.

21 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1986. Т. 12. С. 405; Актуальные проблемы сельского хозяйства. М., 1980. С. 44-53.

22 Хорев Б. С., Смидович С. Г. Расселение населения (основные понятия и методология). М., 1981. С. 132.

23 Алексеев А. "Нечерноземный Чернобыль?" //СССР: демографический диагноз. М., 1990. С. 427.

24 Народное образование. 1991. № 11. С. 21; Бутузова В. П., Марков Е. М., Таратынов В. А. Проблемы формирования сельского расселения Нечерноземной зоны РСФСР //Региональное расселение в СССР. М., 1984. С. 163.

25 Аргументы и факты. 1990. № 10.

26 Правда. 1989. 1 июня; РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 66. Д. 7095. Л. 12-13.

27 Народное хозяйство РСФСР в 1988 г. Стат. ежег. М., 1989. С. 318-319; Народное хозяйство РСФСР в 1989 г. С. 123, 561; Проблемы труда в сельском хозяйстве. М., 1982. С. 43; Машенков В. Ф., Мальцев И. Е. Формирование и использование рабочей силы в сельском хозяйстве. М., 1988. С. 140; Аргументы и факты. 1990. № 10.

28 Народное хозяйство РСФСР в 1988 г. С. 603; Тихонов В. А., Лезина М. Л. Агропромышленный комплекс: пропорциональность развития. М., 1986. С. 35.

29 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 66. Д. 7095. Л. 24; Ф. 7486. Оп. 18. Д. 1858. Л. 53; Д. 1911. Л. 90.

30 Комсомольская правда. 1988. 1 марта; Правда. 1988. 18 августа.

31 Пальман В. Неоплаченный долг //Новый мир. 1984. № 8. С.172, 177, 180.

32 Народное хозяйство РСФСР в 1980 г. С. 174-177; Народное хозяйство РСФСР в 1989 г. С. 596-599; Нечерноземная целина России. С. 101-102; Концепция развития агропромышленного комплекса Нечерноземной зоны РСФСР. М., 1988. С. 3-4.

33 Безнин М. А. Крестьянское хозяйство в Российском Нечерноземье. 1950-1965 гг. М., Вологда, 1990. С. 7-8, 10-11.

34 Народное хозяйство СССР в 1990 г. Стат. ежег. М., 1991. С. 544; Экономика и жизнь. 1991. № 40. С. 15; Экономические науки. 1991. № 7. С. 101.

35 Голоса крестьян. Крестьяне Кубани пишут Г. Явлинскому. С. 13.

36 Вопросы истории. 1986. № 2. С. 32; РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 66. Д. 7095. Л. 23; Советская Россия. 1988. 10 июля.

37 ГАРФ. Ф. 310. Оп. 1. Д. 7007. Л. 22-25; РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 8780. Л. 170; Народное хозяйство РСФСР в 1980 г. С. 157, 163; Народное хозяйство РСФСР в 1989 г. С. 579, 582.

38 РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 2780. Л. 184; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1968. Т. 5. С. 472-478; М., 1979. Т. 12. С. 381-382; Решения партии и правительства по сельскому хозяйству (1960-1974 гг.). М., 1975. С. 662.

39 Голоса крестьян: Сельская Россия ХХ века в крестьянских мемуарах. С. 70.

40 Староверов В. И. Современное российское крестьянство и фермерство //Крестьянское хозяйство: история и современность. Вологда, 1992. Ч. I. С. 169-175.

41 Финансовые известия. 1993. 20-26 августа.

42 Правда. 1994. 8 апреля.

43 Данилов В.П. Аграрные реформы и крестьянство России (1861-1994 гг.) //Формы сельскохозяйственного производства и государственное регулирование. ХХIV сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. М., 1995. С. 22.

44 Голоса крестьян. Крестьяне Кубани пишут Г. Явлинскому. С. 2.

45 Савина Н. В. Приусадебное хозяйство крестьянства Европейского Севера России в 1965 - начале 1980-х гг. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Вологда. 2000.

К титульной странице
Назад