на главную | назад

 Г. Сазонов
В гармонии со словом:
Штрихи к портрету Василия Белова

Василий Иванович Белов — большой, исконно русский писатель. И этим все сказано. Родился на благословенной Вологодчине, там и живет поныне в родной деревне Тимониха. Он автор широко известных произведений: "Кануны", "Привычное дело", "Холмы", "Плотницкие рассказы", "Вологодские бухтины ", «Пропавшие без вести", "Медовый месяц", и многих других. Лауреат премии Льва Толстого.
Зеркало! Взгляни в него — увидишь себя и еще многое, что составляет суть многотрудной жизни человеческой. Так и литература, помимо нашего желания или нежелания, была и остается зеркалом всего, что происходит в обществе. В современном разномастном потоке словесности, поднявшем на поверхность не только светлое и возвышенное, но и темное, потаенное, бесовское, кажется, стал совсем приглушенным голос ведущих русских писателей.
Но если вдуматься, впечатление-то обманчивое. Нет сомнений, писателям живется трудно: и в бытовом — житейском смысле, и в творческом. Но они, поддерживая великие литературные традиции, не ушли в затвор на "вынужденное молчание", а продолжают служить призванию.
Мне вспоминается недавнее собрание в одном из лучших залов Вологды по поводу полувекового юбилея местной писательской организации. Задели за живое несколько выступлении, в их числе — писателя Василия Белова. "Где исток нашей организации? — обратился он к литераторам.- Я думаю, он берет начало от молений Даниила Заточника, стихов Константина Батюшкова, пророчества Николая Клюева и пронзительной лирики Николая Рубцова. Служение России, Слову было и будет главным смыслом жизни писателя на этой многострадальной земле".
Суть истинного русского писателя — стояние в слове. Именно в этом стоянии весь Василий Иванович Белова - писатель и человек: книги, встречи, беседы с которым всегда будоражат душу, дают пищу уму и сердцу. Поверьте, это титанический труд для человека наделенного высоким талантом, предельно обостренной совестью и неизбывной болью за поруганное Отечество.

* * *

Очень запомнилась одна из встреч. Владения лесного царя Берендея были раскрашены первыми осенними красками, они, эти владения, казались бескрайними. Вдоль песчаной дороги, над которой столбом стояла пыль, тянулись убогие северные деревеньки.
Вот, наконец, возникла на горизонте маковка церкви и крест наверху. Кажется приехали. Да, далековато от "цивилизации" затерялась родная деревенька писателя — Тимониха. В православный праздник Успенья Богоматери - название деревни было на слуху у всех жителей округи - событие происходило не рядовое: на свои личные сбережения Василий Иванович восстановил храм в родном селении. А в тот день, когда мы приехали, состоялось торжественный молебен и освящение церкви. Будто невеста в подвенечном уборе, встала она на берегу Сухотского озера. И такая красивая — откуда ни посмотри. Задержишь взгляд на ней и в душу покой проливается.
...Навстречу нам по дороге, разрезавшей поле, катила красная "Нива", за рулем я сразу узнал Василия Ивановича. Притормозили.
- А мы к вам в гости!
- Припозднились... - слегка укорил писатель. - Служба почти закончилась. Но отец Георгий еще в храме и народу там полно.
Мы попросили Белова проводить к церкви. Василий Иванович усадил нас рядом с собой, и мы поехали. В самой церкви, действительно, было немало сельчан. Священник отец Георгий из Вологды поделился впечатлениями: "Какое единение духовное! За два дня приняли крещение 85 человек. Люди тянутся к вере. Господи, может хотя бы вера поможет возродить Россию!" - вырвалось у него.
Мы присели на лавочку. За спиной — сельское небольшое кладбище, где Василий Иванович недавно похоронил мать — Анфису Ивановну. Впереди — гладь Сухотского озера, леса до горизонта, деревни. Все — родное и милое писательскому сердцу. И он, созерцая эту красоту, неспешно рассказывал, как почти три года отстраивал собственными руками церковь: сам был и плотником и каменщиком и подсобником. По возможности помогали друзья, односельчане. Потом принес сюда две иконы из родительского дома — "Тайная вечеря" и "Богоматерь". Крест дубовый водрузил над куполом, сам поднимал его по строительным лесам.

* * *

Даже в рассказе о святом деле проскальзывала извечная незатухающая боль за судьбу русской деревни: "В Тимонихе пять домов. А было, еще из детства помню, 20 домов — настоящая деревня была. Мужчин всех поубивали на войне...". Про войну, кстати, писатель упомянул и позже, когда поделился, как он искал могилу отца, погибшего под Смоленском: "В трех братских могилах искал его. В одной только списком — одиннадцать человек Беловых...".
Неспешный разговор продолжался в родительском доме, куда он пригласил нас попить чаю. Дом стоял от озера недалеко — где-то с километр. Про дом Белова, с виду обычный, в северном стиле, можно говорить долго. Здесь много любопытного — от закостеневших в смоле в обхват сосновых бревен, из которых срублено крыльцо до уютной мансарды под крышей, где писатель любит поработать на ранней зорьке. На стенах пейзажи, исполненные рукой самого писателя. Ну, а в кухне — настоящие деревенские лавки, сработанные им же на которые мы и уселись. На столе к чаю появилась свежесваренная картошка, лучок с огорода, и по стопке сорокоградусной, хотя сам хозяин давным-давно раз и навсегда это дело забросил . У нас был повод поднять тост не только за освещение храма: из города мы привезли письмо, где сообщалось, что Белову присуждена литературная премия имени Льва Толстого.
К столу заглянул известный в округе плотник Осип Самсонов. Сразу же подумалось: не прообраз ли одного из героев писателя из "Плотницких рассказов" вечно живого сельского мудреца Козонкова? Или это сошел со страниц "Вологодских бухтин" неунывающий балагур Кузьма Барахвостов? Василий Иванович, сидя на лавке у окошка, взял в руки гармонь, заиграл чисто и зазывно, ноги невольно просились в пляс. Осип Александрович решил тряхнуть стариной — пошел выдавать коленца, да еще и спел пару частушек, от которых невозможно было не рассмеяться. А какие пролились разговоры!
Ну как тут было не вспомнить знаменитые "Вологодские бухтины."
Вот самое их начало:

БУХТИНЫ ВОЛОГОДСКИЕ
завиральные в шести темах
Достоверно записаны автором со слов печника Кузьмы Ивановича Барахвостова, ныне колхозного пенсионера, в присутствии его жены Виринеи и без нее.

ПЕРВАЯ ТЕМА
(О том, как Кузьма родился, гулял в холостяках и как наконец женился на Виринее)
ЖДАТЬ ДА ДОГОНЯТЬ НЕТ ХУЖЕ

Мне на сегодняшний день ровно пятьдесят годов, тютелька в тютельку. Было пожито. Дорога моя долга и не больно ровна, с бухтинами идти веселее. С бухтинами не расстаюсь, иду вдоль своей жизни. Вдоль пройду, потом пойду поперек. Такие мои главные планы. Мне сват Андрей говорит: "Ты, Барахвостов, плут. Плут и жулик, ты себе годов прибавил. У тебя годов стало лишка". — "Нет, — говорю, — не лишка. У меня все точно подсчитано, ты, сват, не придирайся".
Дело было в шестнадцатом году. Начал я тогда задумываться, родиться мне или погодить? Конечно, можно и так и эдак, два-три года ничего не решают. А все ж та-ки...
Думал, думал, не знаю, что и делать. Посоветоваться, да не с кем. И на белый свет в такое время заявляться не больно приятно: шла первая германская. И родиться охота. Я не хуже других и прочих. Все-таки решил погодить, пока война не кончится. Думаю, нечего там пока и делать: ни хлеба, ни табаку в магазинах нету. Ладно.
В семнадцатом году накатилась на матушку Русь революция. Царя Николая с должности спихнули. Все прежнее начальство прогонили по спине мешалкой. Слышу, мужики землю собираются делить. Ах мать честная, а у меня не у шубы рукав! Матка моя еще в девках, отец неведомо где. В деревне вот-вот землю по едокам разделят, а я еще не родился. Что делать? Как срочно родителей познакомить? Вот, слышу, мой отец приехал с войны домой. Вот на игрище мою матку встретил. Ну, думаю, сейчас дело пойдет. Жду.
Ждать да погонять — нет хуже. Девять месяцев ждал, пока не родили.

Меня мамушка рожала,
Вся земелюшка дрожала,
Тятька бегает орет,
Зимогора бог дает!

Все прошло благополучно. Успел. Как раз к земельному переделу. Тогда акушерок и поликлиник не было, бабы про абортаж не слыхивали".

…Я сидел, слушал негромкий говорок Белова, прибаутки сельского плотника Самсонова, вспоминал бухтины Барахвостова, и в голове в который раз всплывало Ахматовское: "Скажите из какого сора рождаются стихи..."
Мы сидели еще долго и я по глазам писателя видел: они рождаются здесь, на этой грешной земле...
Встреча в Тимонихе всплыла в памяти в деталях и подробностях вновь, когда нынче весной я взял в руки новую книгу Белова "Пропавшие без вести". Десять лет на I своей родине, в Вологде Белов не издавался. По разным причинам. И вот новая книга — рассказы последних лет и повесть "Медовый месяц". Произведение, давшее название книге — документальный рассказ, написанный по просьбе редактора журнала "Русское возрождение" в Нью-Йорке Милицы Холодной. Речь как раз шла о том, как автор с помощью друзей "спасал то, что осталось от нашей церкви", и что он думает вообще о спасении русской деревни как национального достояния. "Каждый дом, каждая деревня имели свои, присущие им особенности, свое лицо и свою историю, но было и нечто общее, нечто трагическое и неизбывное". Это — из книги.
В чем трагичность и неизбывность? Писатель, основываясь на документах, говорит об участи деревни Помазиха и ее последней жительнице Енфальи Антоновой. "Помазиха пропала без вести. Она исчезла с лица русской земли, как исчезли десятки тысяч таких же деревень Вологодской, Тверской, Костромской, Вятской и других областей моей оклеветанной Родины. Без вести пропавшие редко, очень редко оказывались живыми... Неужели и вся наша волость, веками жившая на речке на Сохте, подобно волостям Разинской, Петряевской, Низовской, окажется в числе пропавших без вести?"
Лейтмотив — "пропавшие без вести" — можно вполне отнести едва ли не к каждому, живущему в России в конце XX века. Белов ведет разговор не только и не столько об "издержках демократии", сколько о том, что мы все безвозвратно утрачиваем очень многое из национальных традиций, национального мировоззрения, национального духа. Жаль, очень жаль, что эта прекрасная книга попадет в руки далеко не всем, кто хочет ее почитать. Дело не только в небольшом тираже — пять тысяч экземпляров, но в том, что сегодня разрушены традиционные каналы книгораспростра-нения, и доставить книгу даже в соседние области — проблема.

* * *

Как бы стараясь восполнить "утрачиваемое", Василий Иванович Белов постоянно обращается в своем творчестве последних лет к теме исторического прошлого России. Результатом этого стало создание пьесы "Александр Невский", которую в свое время поставил в Санкт-Петербурге Академический театр драмы имени А.С.Пушкина. При очередной встрече я попросил Белова рассказать о том, как шла работа.
- Василий Иванович, почему Вы выбрали именно фигуру Александра Невского. В истории нашего Отечества есть немало и других достойных героев.
- Меня очень волнует история моего народа. Я с большим удовольствием писал пьесу, продолжу работу над этой темой. Дело в том, что Александр Невский — одна из самых трагических и одновременно героических фигур русской истории. Я хотел понять и осмыслить ее еще и потому, что эпоха, когда жил и действовал князь, тогдашнее положение России, в какой-то мере перекликаются с нашим сегодняшним временем. Напомню ситуацию: Европа предательски вела себя по отношению к Руси, с севера жали рыцари, с юга — татары. В тех условиях не только выстоять, но и одержать победу над врагом требовалось огромное мужество, талант государственного деятеля. Этими качествами обладал Александр Невский. В жизнь его вплетались и трагические мотивы: новгородцы не разобравшись толком, выгоняли князя "с престола", не складывались у него отношения с родным братом Андреем и даже с собственным сыном Василием. А он все им прощал. Широта души, способность к милосердию — привлекательные черты в облике князя.
- Вы положили в основу пьесы только исторические факты или был еще и авторский домысел?
- Пьесой я хотел привлечь внимание нынешнего поколения не только к судьбе, деяниям Александра Невского, но в первую очередь — к истории Отечества. Мы ее, эту историю, знаем плохо, по школьному поверхностно. Поэтому отступать от фактов истории мне было нельзя. Это не означает, что когда я осмысливал материал, то находился в каких-то больно строгих рамках. Напротив. Скажем, освобождение Пскова от немецких рыцарей, Ледовое побоище по времени разнятся, а у меня они сближены. Пожалуй, это единственная "поправка" к истории. В остальном — только факты. Опять же я не следовал слепо за тем или иным источником. К примеру, я не во всем согласен с историком С.Соловьевым. На мой взгляд, он пытался несправедливо обвинить Александра Невского в том, что тот якобы завел альянс с татарами. Сопоставляя разные исторические источники, я пришел к другим выводам, которые и попытался отразить в пьесе.
...Жаркий полдень. Я несу Белову письмо, которое на почте, по ошибке положили в мой ящик. Он сам открыл дверь. В прихожей его городской квартиры было полутемно, я передал письмо, хотел возвращаться. Хозяин предложил вместе позавтракать. "Спасибо, только что завтракал. А от чаю не откажусь".
«Вообще-то я уже обедаю» — заметил писатель. И мне стало все понятно, когда я увидел исписанные на столе листы. По привычке Василий Иванович встает очень рано, много работает. И когда кто-то только начинает день Василий Иванович его уже как бы прожил, причем с пользой для себя и для других.
Глядя на Белова, я подумал, что многие из нас, причастных к литературному творчеству, все ждут каких-то чудес, манны небесной, а нужно умение работать. «Умение управлять талантом, - еще говаривал Михаил Пришвин, - есть сам талант».
Белов распечатал письмо, мельком взглянул на листок, отложил. Это была весточка из издательства, которое намеревалось выпустить книгу публицистики писателя.
«Слава богу, что хотя бы известили. По нынешним разбойным временам — это редкость. Глядишь и гонорар заплатят», — усмехнулся Белов.
Я тут же, естественно, завел разговор об издательских скудных делах, об охране авторского права. Сколько раз обдирали бедного Белова как липку новоявленные пиратские интеллектуалы-издатели, с какими зверскими купюрами издавали его роман "Кануны». И управу найти трудно.
-А РАО?
-Так оно же далеко, в Москве. Там своих «классиков» пруд пруди. Да все такие хваткие. О каком авторском праве мы пытаемся говорить сегодня, да еще в каком-то медвежьем углу...И вообще до деревни ли сегодня нашим правителям! - И горько закончил: - Притормаживают русскую литературу совершенно сознательно. Заводят дело в тупик. Да, впрочем не только у нас. Во всем мире идет разложение национальных культур, их размывание. Вот этого я не понимаю. В этом смысле в России ничего не меняется уже, наверное, два века. Вспомним письма Пушкина! Перечитывая их, можно составить себе точную картину, как нелегко жилось Александру Сергеевичу на праведные труды литературные.

* * *

Недавно встретил Василия Ивановича в областной администрации. Поинтересовался житьем-бытьем. «Да так, идет, - уклончиво ответил он. - Тяжело писать стало, старею, наверное. Не то, что в молодости — настрочил быстро. И гонорары тоже платят не очень. Так что ничего хорошего... А не писать не могу». Надо знать и понимать Белова — это истинно русский характер, и чувство недовольства собой, неуспокоенности ему присуще изначально и до конца.
В одном из разговоров заметил: «Подстерегает и совершенно новый соблазн: усталостью и почтенным возрастом оправдать собственную несостоятельность. Нет, я не позволю себе впасть в этот соблазн, хотя отчетливо сознаю, что роднички моего литературного вдохновения стремительно усыхают».
Не позволю! Да, да — стояние в слове. Только это стояние и спасает от всяких соблазнов. Честно говоря, энергии и неуемности Василия Ивановича могли бы позавидовать и молодые. Несмотря на всякие трудности и сложности, он побывал на войне в Югославии и поднял свой голос протеста против современного геноцида сербов. Он поехал на Аксаковские дни в Башкирию, где ему была вручена президентом республики первая аксаковская литературная премия. Ни одно более менее значительное литературное событие в современной России не обходится без участия Василия Белова.
Разнообразные впечатления писатель не «держит при себе», он, в силу возможностей, старается поделиться с людьми увиденным и услышанным. В том числе — с земляками. Нынешним летом областная газета «Красный Север» напечатала в десятке номеров его работу «Дорога на Валаам», которую редакция представила по разряду путевых заметок. Но она, конечно, выходит далеко за эти рамки.
Валаам! Кто о нем не писал? Иван Бунин, Иван Шмелев оставили нам прекрасные образцы. Белов прибавил к ним свой. «Дорогой на Валаам» писатель пытается ответить на главные вопросы современности: «Куда же движется наше бедное человечество? То самое, которое так активно стремится к научно-техническому прогрессу? То самое, которое строит заводы и всякие атомные и электронные штуки , не замечая ужаса и мерзости грандиозных городских свалок? » Писатель не дает прямых ответов, его внутренний взгляд простирается от первохристианских событий русской истории до сегодняшних, сиюминутных. А читатель, пусть уж для себя делает конкретные выводы.
В общем, стояние в слове продолжается.

Источник: Сазонов Г. В гармонии со словом : штрихи к портр. В. Белова / Г. Сазонов // Интеллектуальная собственность. – 1997. – № 9/10. – С. 30–34.

ВЕСЬ БЕЛОВ